Волвертон положил руку Нозаки на плечо и впервые осознал, насколько она маленькая.
Они ждали конца.
Пузырь начал сворачиваться из-за анизотропии черной дыры. Размытые края сжались. Из огромной аномалии в ткани континуума пузырь превратился в точку, а затем вовсе исчез.
Волвертон и Нозаки стояли на темной, бесплодной поверхности LGC-1.
— Получилось, — сказала Нозаки.
Волвертон попытался перевести дух и неожиданно всхлипнул. Нозаки обняла его и посмотрела с сочувствием.
— Ничего, Волвертон. Я понимаю твое состояние.
Ничего она не понимала. Как он мог сказать ей, что это — слезы любви? Он знал, что она никогда не разделяла его чувств. Теперь, вернувшись в свою реальность, он вновь ощутил одиночество, хотя Нозаки стояла прямо перед ним.
— Придется пойти в обход, — заметила Нозаки.
— Да, — согласился Волвертон, успокаиваясь. — Чтобы не попасть под рассвет.
— Понесешь пока эту штуку? — предложила Нозаки, протягивая ему переносной генератор поля, оказавшийся удивительно легким. — Джиоти развлечется.
— Это уж точно.
Они направились к лагерю, легко отталкиваясь от поверхности, появившейся для них всего несколько минут назад. Ему стало немного лучше.
— Интересно, он вернется? — спросил Волвертон.
— Пузырь? — уточнила Нозаки. — Не знаю.
— Лучше бы ему не возвращаться. Не хотелось бы, чтобы нас втянули в войну.
— Об этом, думаю, говорить уже поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы выбрали сторону, а я достаточно насмотрелась на их милитаристское общество, чтобы понимать: нас не простят. Давай лучше надеяться, что они не найдут дорогу сюда, иначе нам обязательно захотят отомстить.
— Да, будем надеяться. А что нам еще остается?
— Ничего, — согласилась Нозаки. — Я говорила им, что эта машина уничтожит наш лагерь, но они не пожелали слушать.
— И они — люди?
— О, более чем. Они произошли от нас.
Это замечание навело Волвертона на мысль, которую он все боялся озвучить.
— Когда мы вернемся, все ведь изменится, не так ли?
— Да. По крайней мере, Волвертонов будет двое.
— И появится третья Нозаки. — Волвертон вспомнил собственное тело, оставшееся лежать на зеленой планете. Он по-прежнему не понимал, как консорциум догадался доставить его сюда, если только информацию не извлекли из его разума, пока он спал. В любом случае, его использовали как приманку, чтобы пауки сделали свою работу, но он не мог их в этом винить. Челюсть, конечно, болела, но в остальном все закончилось довольно неплохо.
Над головой пролетел спутник, и они помахали ему. Некоторое время спустя у Волвертона возник вопрос.
— Ты — та, которая оставила меня?
— Только не на этот раз, — ответила она.
— Нозаки, — начал Волвертон. Он понимал, что если не скажет этого теперь, не сможет сказать уже никогда. — Я люблю тебя.
— Ну, я тоже тебя люблю, Волвертон, — ответила она, улыбаясь. — После всего, через что мы прошли, разве я могу тебя не любить?
Волвертон не был уверен, что они говорили об одном и том же, но все равно его переполняло счастье.
Как это прекрасно — вернуться домой!
Перевел с английского Алексей Колосов
© Tim Sullivan. Star-Crossed. 2010. Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».
Карл Фредерик
Вселенная по ту сторону льда
Иллюстрация Виктора БАЗАНОВА
Дрожание льда возмутило ход похорон.
Не обращая внимания на скрежещущие звуки, доносившиеся из-подо льда, Джерик скрипнул Харшкету, Верховному жрецу народа Колышущейся стены. Жрец, чьи четыре ноги надежно упирались в лед, воздел две остальные конечности к небесам, предавая недавно почившего учителя Четвертой школы попечению Великого бога, владыки воды и всякого блага.
В нескольких ступнях от жреца недвижно лежало тело учителя Четвертой школы, и жизнепузыри по-прежнему прижимали его ко льду. Шестеро взбивающих-на-небо окружали жреца, расположившись по шести сторонам света. А позади них, снаружи другого круга, теснилась толпа — весь народ, включая Джерика. Слушая слова жреца (иначе поступить было невозможно), он изредка свистоскрипел, поскольку не испытывал особого интереса к подробностям движений священнослужителя. А К'чир, приятель Джерика, стоявший позади него, даже не думал свистоскрипеть. Джерик то и дело слышал постукивание, когда К'чир от скуки последовательно поднимал и опускал ноги. Учитель Четвертой был учителем К'чира. Джерик знал, что особой любви друг к другу они не испытывали и что К'чир отнюдь не был сокрушен потерей. Джерик вздохнул: сам-то он до сих пор оставался в Третьей школе. Ему приходилось только надеяться.