Кстати, о конвенциях. Побывав на одной из них — своей первой и последней, состоявшейся в 1957 году в Лондоне, Баллард был настолько разочарован миром своих будущих читателей, что до конца года не смог выдавить из себя ни единого рассказа.
Но потом они продолжали выходить в «New Worlds». Более того, рассказы все больше нравились читателям — и приносили деньги, хоть и небольшие. В 1960-м уже ставший популярным писатель смог перебраться с семейством в более престижный лондонский пригород Шеппертон. Там он за две недели отпуска написал свой первый роман «Ветер ниоткуда». Книга вышла в январе 1962 года и успешно разошлась — настолько, что после этой публикации Баллард окончательно «завязал» с редакторской поденщиной.
Следующие без малого полвека он занимался только тем, что больше всего любил и умел делать: писал.
А вот о творчестве Балларда рассказывать намного тяжелее, чем о его биографии. Это один из самых странных авторов фантастической прозы — литературы по преимуществу рациональной и поддающейся рациональному же осмыслению. Баллард так и остался в ней редким исключением — неуловимым, зыбким, изменчивым. А в качестве читателя и любителя Балларда (не всего!) могу привести лишь часто возникавшую в голове эмоциональную оценку: «Здорово, но непонятно».
Творчество этого автора можно условно разделить на три неравных (по длительности) и художественно неравнозначных этапа. «Первый Баллард» — это мастер короткой формы, автор блестящих рассказов (в основном ранних). «Второй» — автор четырех романов-катастроф, вышедших в бурные шестидесятые. И наконец, абсолютно непохожий на первых двух «Баллард № 3» — неистовый экспериментатор-ниспровергатель, автор «конденсированных романов» и абсурдистской прозы последних десятилетий.
В чем Джеймс Баллард остался, пожалуй, непревзойденным мастером, так это в создании того самого баллардовского настроения, упомянутого выше. Не сюжет, не оригинальные идеи и не образы героев были сильной стороной Балларда-писателя, а созданная атмосфера, настроение, ощущение, подсознательные архетипы. Словом, все то, что сам он назвал «внутренним космосом» — альтернативой традиционно понимаемому материальному Космосу. Если на кого-то из отечественных читателей рассказы Балларда не произвели впечатления — это, скорее, проблемы перевода. В оригинале они действительно завораживают, обволакивают, рождают целые букеты ассоциаций и смутные ощущения прикосновения к заветной тайне, которая еще будет мучить и мучить.
Разбирать подробно рассказы и романы Балларда — задача для короткой статьи заведомо непосильная. Поэтому лишь напомню главные его произведения.
Из ранних рассказов мне особенно врезались в память «Земли ожидания» (в русском переводе — «Место ожидания»), «Конец», «Мистер Ф. — это мистер Ф.», «Трепетный убийца», «Утонувший великан», «Смотровые башни», «Последний мир мистера Годдарда», «Хронополис», «Концентрационный город». Далее почти все новеллы, «героями» которых стали Время и Энтропия (как эквивалент разрушения, стагнации, загнивания, душевного опустошения): «Сад Времени», «Песчаная клетка», «Вопрос возврата», «Могилы Времени»… Наконец, это цикл рассказов, действие которых происходит на опустевшем курорте Вермиллион-Сэндз (Багряные Пески), где встречает свой жизненный закат декадентствующая богема.
А из «катастрофической тетралогии» 1960-х наибольшее впечатление оставил последний роман, «Кристаллический мир», в котором, по меткому замечанию Брайана Олдисса, «талант Балларда заблистал во тьме, как драгоценные самоцветы его кристаллических лесов». Вместе с более ранними романами — «Ветер ниоткуда», «Затонувший мир» и «Засуха» — он составил великолепную апокалиптическую фреску, на которой глобальные природные (а отчасти и рукотворные) катастрофы служат лишь художественным фоном для катастрофы психологической, которая волновала Балларда всю жизнь. В этих романах нашу планету и вызревшую на ее теле цивилизацию последовательно уничтожают четыре алхимические первостихии — воздух, вода, огонь и камень (в данном случае неотвратимый процесс кристаллизации всей органической жизни под влиянием энтропийных процессов в космосе).
Тот же Олдисс — коллега, друг и соратник Балларда — тонко подметил признаки начавшегося кризиса в творчестве своего друга и его неизбежного отхода от традиционных романов-катастроф — и конвенций science fiction вообще. В романах цикла, по словам Олдисса, Баллард «так и не смог решить для себя главную проблему — как писать роман, в котором попросту нет героев». Их заменяют пейзажи, психологические коллизии, символы и подсознательные архетипы…
Впрочем, «исход» Балларда из НФ наметился чуть ранее. В 1964 году писатель овдовел — жена умерла от пневмонии, и на его попечении остались сын и две дочери. Больше он так и не женился, хотя спустя несколько лет после пережитой трагедии, с легкой руки еще одного друга и соратника Майкла Муркока, познакомился с Клер Уолш, оставшейся самым близким ему человеком до последних дней жизни, оборвавшейся в лондонской квартире Уолш в апреле прошлого года.
Может быть, и эта личная трагедия подтолкнула творчество в новом направлении — так появились произведения, в которых стилистические поиски в духе поп-арта окончательно подмяли под себя сюжет. А главными героями стали опять-таки не конкретные персонажи, а персонифицированные человеческие агрессивность и насилие. Вместе с подмеченным еще Фрейдом неразлучным спутником — сексом.
После цикла экспериментальных рассказов-коллажей (или «конденсированных романов», как их назвал Баллард), объединенных в сборниках «Район катастрофы» и «Выставка жестокости», а также сенсационного «садо-эротического» романа «Автокатастрофа» писатель стал культовой фигурой для поколения семидесятых, для которого вся эта мозаичная фреска мира, раздираемого внутренними демонами насилия и саморазрушения, представлялась, конечно же, самой что ни на есть реальностью. А одержимые фобиями, комплексами и патологиями персонажи писателя только подтверждали афоризм другого гуру эпохи, Уильяма Берроуза: «Психопат — это парень, который только что осознал, что происходит на самом деле».
После еще более сенсационной экранизации Кроненберга об «Автокатастрофе» написаны десятки статей, авторы которых обсуждают открытое Баллардом триединство Автомобиля, Секса и Насилия, на которых, как на мифических трех китах, держится современный мир. Естественно, такой мир чреват глобальной катастрофой, для которой Баллард нашел остроумное название «Автогеддоном». Иначе говоря, новый вариант конца света — под колесами или в салоне автомобиля, не суть важно! (Любопытно, что через пару недель после написания книги Баллард сам попал в автокатастрофу. Первую в жизни и, к счастью, без фатального исхода. Вот и не верь после этого в магическую связь между автором и его детищем — книгой!)
Однако присоединяться к разноголосому хору критиков, анализирующих «позднего» Балларда, меня лично как-то не тянет. И не потому, что поджимают заданные журнальные объемы статьи. Просто для автора этих строк подобное занятие по увлекательности станет чем-то сродни труду патологоанатома. Конечно, любопытно посмотреть, как там все внутри устроено — но может и затошнить. Да и страшновато…
В 1970-х годах автор «Автокатастрофы», к тому времени один из признанных вождей британской «Новой волны», получил наконец желанное признание со стороны серьезной критики и читателей Большой Литературы. Помогла этому отчасти и череда скандалов, связанных с его последними произведениями.
Когда первый американский издатель, познакомившись с рукописью «Автокатастрофы», вернул ее с пометкой: «Автор явно душевнобольной» — это были еще цветочки. Позже книга все-таки вышла в США, но первый тираж издательство пустило под нож — под влиянием только что закончившегося в Англии судебного процесса, на котором местное издательство едва отбилось от обвинений в распространении порнографии. А позже, уже в 1990-х, когда на экраны вышел фильм Кроненберга, запрета картины яростно потребовал не какой-то оплот ханжества и благопристойности, а не менее скандальная британская «желтая» газета «Daily Mail»! Чуть раньше, в 1980-м, на национальном съезде американской Республиканской партии, на котором в президенты выдвигали Рейгана, его противники распространяли листовки, на которых был перепечатан один из фрагментов баллардовской «Выставки жестокости». Название его (в отцензурированном переводе) звучит так: «Почему я желаю трахнуть Рональда Рейгана»…