— Не знаю, как там было у вас, — сообщила им служба управления движением, — но отсюда вы смотрелись очень впечатляюще!
Утечка в кабине произошла по продольному сварному шву, разошедшемуся, когда аэродиномическое напряжение пыталось расплющить сферу модуля. Однако ледяная оболочка не поддалась. Заделать шов изнутри было невозможно, так что им предстояло оставаться в скафандрах до тех пор, пока не придет помощь.
Впрочем, к счастью, как сообщила им служба управления движением, спасательная команда должна была прибыть уже довольно скоро. Теперь, когда они двигались по околоземной орбите, корабль спасателей мог добраться до них задолго до того, как их вытянутая траектория вновь подойдет к Земле.
— Буксирное судно «Конституция Миссисипи» уже в пути, — сообщил им все тот же парень из службы. — Вы встретите их примерно через час.
— Рады это слышать, — откликнулся Доминго. — Не хотелось бы повторять всю историю снова.
Однако перспектива быть спасенным ставила перед ним определенного рода проблему. Даже если Мэй промолчит о том, что он пытался захватить груз (в чем тоже были некоторые сомнения), его лицо было слишком хорошо известно, и во многих местах он был объявлен в розыск как пират. На околоземной орбите существовал целый клубок областей, каждая — со своей системой правосудия, и в какую из них его направят, зависело от того, под каким флагом ходила «Конституция Миссисипи» и к какой колонии была приписана. Закон, по которому его будут судить, мог оказаться суровым, как ливийский космический кодекс — что означало смертный приговор за захват груза, — или же сравнительно мягким, вроде эквадорского, по которому угон груза рассматривался как гражданское правонарушение и навлек бы на него лишь гражданские санкции, а именно — изгнание на Землю. Но вне зависимости от того, кто именно явится его спасать, для Доминго спасение будет означать конец свободы.
Вытянутая эллиптическая орбита, по которой они летели, вела их обратно к Земле. Если он отстыкуется в апогее, у капсулы хватит запаса скорости, чтобы маневрировать в скоплении колоний и орбитальных фабрик. Где-то внутри этого скопления ему, возможно, удастся найти людей, у которых есть друзья в пиратских командах Антероса, или просто тех, кто симпатизирует антеросскому вопросу. Задерживаться не было причин.
Доминго подождал, когда Мэй погрузится в разговор со службой управления движением, обсуждая орбитальные параметры судна для предстоящей стыковки, и тихонько направился к люку. Они оба были в скафандрах, так что разгерметизация не требовалась.
Однако к тому времени, как он открыл люк, Мэй оказалась рядом. У нее были оба его пистолета — пустой рейлган на зажиме у пояса и клеевой гарпун в правой руке.
Доминго повернулся и посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Немного помолчав, она произнесла:
— Ты уходишь, не попрощавшись?
— Я не из тех, кто прощается, — отозвался он.
— Подожди, — сказала она. — Я хочу тебе кое-что показать.
Она убрала руку за спину и вытащила маленький рейлган, в точности такой же, как тот, что он отдал ей перед этим. Она направила оружие чуть выше его левого плеча, но не нажала на спуск.
— Этот заряжен, — сказала она.
— Он был у тебя все это время? Мне казалось, я тебя обыскал.
— Он был спрятан у меня в волосах.
— Понятно.
— Я просто хотела, чтобы ты знал. — Она пристегнула пистолет к поясу. — Я не беззащитна.
Немного помолчав, она добавила:
— Тебе надо быть более осторожным. — Она протянула Доминго его пистолеты: сперва рейлган, затем клеевой гарпун. — Ты их оставил.
— Спасибо.
— Они тебе еще понадобятся.
Он кивнул:
— Может быть.
— Я должна тебе кое в чем признаться. Я ведь тебе солгала тогда, вначале. Я сказала, что меня зовут Мэй. На самом деле мое имя — Мария Хэйес.
Доминго задумался.
— Понимаю, — проговорил он. — «Хэйес минералс»… Это твоя компания?
— Это я.
— Понимаю.
— Может быть… — начала она. — Может быть, как-нибудь мне понадобится связаться с кем-то из пиратов… Всякое может случиться.
Он кивнул.
— Как я смогу тебя найти?
Он немного подумал, затем назвал ей частоту.
— Оставь сообщение — только голос, никаких данных. В нем должно быть слово «сияющий». У нас есть люди, которые занимаются анализом поступающей информации. Кто-нибудь из них тебя найдет.
— Хорошо.
Девушка подплыла к нему и обхватила его руками. Твердые панцири их скафандров столкнулись со звоном, словно два стальных бака.
— Пока! — сказал он.
— До встречи, — отозвалась она.
Перевел с английского Владимир ИВАНОВ
© Geoffrey A. Landis. Marya and the Pirate. 2010. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2010 году.
УИЛЬЯМ БАРТОН
МОРЕ ГРЁЗ
Впервые я увидел настоящий Уран лет сто назад — увидел на экране дешевого телевизора, с потертой убогой тахты в бетонном домишке на одну комнату с верандой. Жил я бобылем. Для меня, а может, и для всего света это была пора отчаяния, слабо подкрашенного надеждой.
Избавленный наконец от назойливой супруги, я внезапно обнаружил, что быть отцом-одиночкой страдающего аутизмом ребенка неизмеримо сложнее, чем представлялось. Достославный проект «Аполло» давно свернули, однако «Вояджер» исправно показывал невероятные миры за пределами Солнечной системы, «Спейс шаттл» выполнял регулярные рейсы, и теперь на экране моего «ящика» красовался Уран — нежно-голубое безлико-гладкое совершенство…
Через неделю в небе над Флоридой взорвался «Челленджер». Оттенок надежды вылинял, отчаяние осталось.
С орбиты Уран предстает только как глубокая, холодная, пустая синева. Лазурь в ореоле слабого свечения, словно в дымке. Великолепная синь безупречного летнего неба, какого на Земле за долгие сто лет, почитай, не видели. Ни смога, ни туч, ничегошеньки. Синева.
Я сидел в кресле командира экипажа по левому борту своего КЛА, на сей раз — новехонького «Бентодина-II», только что с верфей НПО «ВОЛ» на солнечной ферме L1SЕ[2], где устроила штаб-квартиру моя компания.
Научно-производственное объединение «Восьмой луч»[3]. Название возникло около тридцати лет назад, в порядке хохмы. Меня оно устраивало. Устроило и компанию, в чьем распоряжении имелись сверхсекретный преобразователь модуля поля, магия безынерционных космических двигателей, волшебство антигравитации. Почти никто не знал, что преобразователь не наше изобретение, что тридцатью пятью годами раньше мы нашли его в покинутом звездолете пришельцев на Передовых Троянских астероидах.
Край диска Урана в главном, панорамном окне стоп-кадровой трансляции казался горбом горизонта и отдаленно напоминал Землю, какой ее видно с космической станции, выведенной на низкую орбиту. Голубой, да, и с легким намеком на белую дымку, но в отличие от Земли разобраться, где вы, куда двигаетесь и двигаетесь ли вообще, можно было, лишь когда из-за горизонта выползет линия терминатора и вас поглотит ночь.
Слева от меня в воздухе плавала «камея», миниатюрное объемное изображение Ильвы, в редких мушках помех и слегка запаздывающее по времени, поскольку сама Ильва — как всегда красивая, веселая, жизнерадостная — нарезала витки вокруг Ариэля. С Ильвой, белокурой телезвездой рубежа веков, мы знакомы с тех дней, когда она была всего-навсего командной подсистемой в компьютере маленького корабля-разведчика, на котором я летал в поисковые экспедиции для «Стэндард АРМ». Компьютерной командной подсистемой с включениями «ткани ЦНС человека».
Безвинную покойницу вернули к жизни в качестве операционной системы бездушной машины. Что ж, сейчас у машины была душа, а у людей, обошедшихся так с Ильвой, — все основания жалеть об этом. У тех, что пока уцелели и могли о чем-то жалеть. За последние лет двадцать добрая их половина плохо кончила. Ильва отзывалась о них не иначе как «эти выродки».
2
L1SE — это большая солнечная энергетическая станции, расположенная так, что в ночном небе. Земли ее не видно: от наблюдателей ее постоянно скрывает солнце. (Прим. авт.)
3
«…восьмой барсумский луч… струится с планеты, составляя силу, обратную силе тяжести… он в состоянии поднять огромные тяжести с поверхности планеты». Э. Р. Берроия, «Дочь тысячи джеддаков». (Здесь и далее прим. перев.)