Но Дотти, кажется, не питает ненависти к такой жизни, решил Фрэнк, в который раз наблюдая, как она с обычной своей нежностью стирает слюну с подбородка мужа, а Уоррен с равной нежностью воркует в ответ. Ему даже пришла в голову мысль, что они прекрасная пара. Но он до конца в это не верил. Что-то странное чувствовалось в Дотти, когда она поворачивалась посмотреть в панорамное окно на голубой простор Средиземноморья, предлагая созерцать свой прекрасный и гордый профиль. Что-то сродни отчаянию. Если бы ее золотые глаза не смотрели так твердо, он подумал бы, что она готова разрыдаться.
Наконец ему представился шанс после дневной экскурсии на крошечный островок Делос. Хастингсы решили посетить эту экскурсию, хотя, пока Фрэнк тарабанил привычное про делосцев и их фаллические памятники, держались в задних рядах, словно Дотти старалась его избегать. Суматоха с Уорреном приключилась, когда прибыл катер, чтобы отвезти группу назад на «Славный странник». Семейная размолвка, понадеялся Фрэнк, но оказалось, что произошел какой-то сбой, потребовавший немедленных мер, едва они вернулись на борт.
Когда вечером Дотти наконец пришла в бар «Вайкики», на этот раз одна, на ней был все тот же белый топ, что и днем, но теперь его пачкало небольшое пятнышко на левой груди. Ее волосы уже не казались обычным чудом витого золота, и левый уголок рта оттягивала вниз складочка. Вид у нее был усталый и озабоченный. Впрочем, остальные — все эти мертвые агенты по недвижимости и консультанты по программному обеспечению — едва заметили, когда она села. Они даже не потрудились спросить, оправился ли Уоррен. К сбою органов мертвые относились приблизительно так же, как водители былых времен к спущенной шине: досадное происшествие, но нечего волноваться, пока у тебя есть запаска. Бессвязный разговор о годовых ставках продолжался без перерыва. Напряженные линии вокруг глаз Дотти залегли глубже, она сплетала и расплетала на коленях пальцы. Наконец она встала и пробралась через коралловую поросль ног-спичек на палубе.
Фрэнк пошел за ней. Была темная тихая ночь, и звезды словно бы парили вокруг Дотти светлячками.
— С Уорреном все в порядке?
— Я за ним ухаживаю. Конечно, с ним все в порядке.
— А как же ты?
— Я? Со мной все нормально. Это ведь не я…
— Я не то имел в виду, Дотти. Я хотел сказать…
— Я знаю, что ты хотел сказать. — Она пожала плечами, вздохнула. — Когда люди видят нас вдвоем, когда замечают, как предан мне Уоррен…
— То недоумевают?
— Наверное, да, — Она снова пожала плечами. — Я просто была девушкой, которая хотела лучшей жизни. У меня хорошо получалось в спорте. Я отличная пловчиха и мечтала, как поеду на Олимпиаду и завоюю медаль. Но к тому времени, когда выросла, олимпийцы уже не использовали собственные конечности, и в венах у них уже не было ничего, похожего на нормальную человеческую кровь. Поэтому со временем я обнаружила, что лучший способ найти постоянную работу — устроиться на подобный корабль. Я прыгала с трамплина. Я следила за бассейнами в спасжилете. Я учила мертвых и живых плавать — во всяком случае, барахтаться и не тонуть. Сам знаешь, каково это, Фрэнк. Не такая ужасная жизнь, пока можешь мириться с крошечными койками-трубами и бесчисленными коктейлями под бумажными зонтиками.
— На каких кораблях ты плавала?
— Ну… — Она смотрела на убегающую воду. — По большей части я работала на «Умелой Мэри».
— Это не тот, где половину экипажа убило, когда загорелся реактор?
— Его побратим. А однажды появился Уоррен. Тогда он выглядел гораздо лучше. Нам постоянно твердят, что технологии вот-вот сделают следующий шаг, но смерть была не слишком добра к нему.
— Ты хочешь сказать, что находила его привлекательным в ту пору?
— Нет, не совсем. Я, скорее… — Она замолчала. Небольшое устройство у нее на запястье запищало. — Мне надо идти к нему. Ты бывал в каюте вроде нашей, Фрэнк? Хочешь пойти со мной?
— Ух ты!
Золото. Стекло. Бархат. Все либо ослепительно твердое, так что боишься порезаться, либо такое мягкое, что проваливаешься. Фрэнк все это видел раньше, но сейчас не время говорить об этом. Выбивался из стиля только большой белый аппарат, тяжело расположившийся и гудевший подле заваленной подушками и подушечками кровати.
— Мне надо только проверить…
Выглядело так, словно Дотти изучает содержимое гигантского холодильника, когда она открыла одну из хромированно-эмалевых дверец и наклонилась внутрь. Пахнуло изнутри остро — холодком тухнущего мяса. Оттуда даже хлынул тот же безликий аквариумный свет, а еще Фрэнк мельком увидел что-то вроде судков с говядиной и цветных пакетов сока, хотя самым большим предметом на полках был сам Уоррен. Голый, он лежал, раскинувшись так, что Фрэнку хорошо были видны худые серые ступни, безволосые, в голубоватых венах ноги, живот в щербинах и шрамах, гениталии, как скукожившийся по зиме плод. Он выглядел не столько мертвым, сколько высосанным досуха. Но гораздо больше пугало пустое место на полке рядом с ним, явно сконструированное под еще одно тело.