Еще дальше к окутанному дымкой горизонту уходил замысловатый городской пейзаж, мозаика белых, охряных и красных кирпичных зданий. Мы развернулись и двинулись вдоль края леса, и, чем дольше шли, тем больше видов склона и города открывалось перед нами, разных, но неизменно вариаций на тему, что вкупе слагало однообразие.
В конце концов я сказал:
— Что ж, определенно не северные штаты. Не Трантор и даже не столичная планета из уродских «Звездных войн», как ее…
Оддни откликнулась:
— Ильва обожала это кино. И телесериал, и комиксы, и книги по фильмам. И игрушки, и альтернативную историю…
Мы спустились с пологого холма в собственно город. Несложно было приблизительно угадать, где мы и в каком времени. Бесспорно на Земле, и…
М-да. Все здесь лакомились на свежем воздухе. И выглядели более или менее по-человечески. Одни — люди как люди, другие — ящероватые, вроде меня. Кто в одежде, кто нагишом, и, похоже, никого не волновали чужие предпочтения. Пожилой чешуйчатый челоящер с бисеринками глаз, которого сопровождала роскошная блондинка в старинной, середины двадцатого века, мешковатой робе с чужого плеча, конечно же, не привлек внимания. Между отдыхающими кое-где попадались девчушки — маленькие, похожие на мальчиков, странно одинаковые.
Уже в городе, шагая по длинному, широкому проспекту, я сказал:
— Здесь чертовски тихо.
Слабо посвистывает, огибая углы зданий, свежий ветерок. Клейко прошуршат по мостовой пружинящие шины случайного автомобиля. Однако не слышно ни рычания двигателей, ни жужжания электромоторов, как у гибридов начала двадцать первого века, ни лязга поршней пневматики, как в более поздних моделях.
Шаркают ноги сотен людей, идущих по той же улице. Изредка кто-нибудь чихнет или высморкается.
Я спросил:
— Почему все молчат?
Одна из мальчикодевочек рядом со мной немедленно обернулась, окинула меня странным взглядом, отвернулась к такой же девчушке и пожала плечами; обе прыснули, с веселым изумлением переглянулись и пошли дальше.
Оддни сказала:
— Максимально усиливая сигнал, мне удается перехватывать значительную часть радиообмена, но ничего, что я могла бы дешифровать. — Быстрый затравленный взгляд. — От этого я еще острее чувствую свою… потерянность.
Там, в нашей реальности, у нее было хоть одно утешение — постоянная связь с Ильвой. Обещание вечности в грядущем мире, пусть жизнь Оддни мало отличалась от жизни механического приспособления, устройства для вычерчивания проекций бытия мертвой особы, которой хотелось видеть свою дублершу преимущественно моей постельной игрушкой.
Оддни зримо стряхнула неведомые мне чувства и сказала:
— Не знаю, по чистому везению или нет, но мы, кажется, попали в какую-то разновидность эры Челоматов. Если и существует вероятностная нить, где мы могли бы отыскать помощь, это она.
Везение? Чертовски сомнительно!
Но я сказал:
— Возможно… У меня кишки свело. Давай посмотрим, нельзя ли где перекусить.
Мы двинулись дальше, и в зловещем молчании масс я начал приглядываться к макушкам горожан, гадая, не увижу ли рано или поздно какие-нибудь золотистые щупики.
Опознать ресторан удалось без особых усилий. Перед ним на тротуаре стояли кофейные столики, распахнутую дверь перегораживала завеса мерцания, давшего о себе знать, когда мы прошли насквозь, лишь эфемерным покалыванием.
Я помнил это из миллиона книжек. Силовое поле. Воспетый старой фантастикой великий технологический прорыв из тех, которым вещественный мир отказал в праве на существование ввиду их умозрительности. Что есть силовое поле, в конце-то концов? Межмолекулярные или межатомные взаимодействия внутри материи, сохраненные в отсутствие материи?
Миллион раз самопровозглашенные гении с презрением объясняли мне, почему это возможно, вы поймите, только… правильно. Никаких треклятых силовых полей в треклятом реальном мире, присно и вовеки.
В ресторанчике мы постояли и подождали, наблюдая, как люди за столиками безмолвно общаются за трапезой. Ладно: ножи, вилки, ложки — стало быть, едят здесь, обходясь без телекинеза. Однако ни официантов, ни роботов, ни маленьких подъемников, которые доставляли бы заказ прямо из столешницы. Просто кто-то уходил, кто-то приходил, а стоило на секунду отвлечься, и они уже потребляли другую пищу из другой посуды.
Телепортация?
Хорошо бы увидеть, по крайней мере, как тарелка с объедками исчезает, уступая место дымящимся горкам новой еды. Значит… что? Какая-то разновидность эффекта наблюдателя, местный антропный принцип? «Пока я смотрю, ничего произойти не может»?