— Вы доктор Скеннер? — спросил он. Я подтвердил и пожал ему руку. — Я агент Стенвик. Мы разыскиваем опасный конструкт. Нам сообщили, что он мог направиться сюда.
— А что за конструкт? — поинтересовался я.
— Его нельзя не заметить.
Я помолчал, задумавшись.
— Мне очень жаль, мистер Стенвик, но я вам помочь не могу. Из дома донесся треск, затем испуганно заорал попугай Ларри.
У Элли распахнулись глаза, она бочком попятилась и проскользнула обратно в дом.
— Не возражаете, если я тут осмотрюсь? — осведомился Стенвик. — Просто чтобы потом сказать, что провел инспекцию.
Я пожал плечами:
— Пожалуйста.
Я провел его по ступенькам крыльца — медленно — и распахнул дверь.
Элли уставилась на нас с противоположной стороны клиники, стоя возле задней двери. Она вытолкала кого-то пяткой на улицу, потом захлопнула дверь и придавила ее спиной.
— Это был пес доктора Скеннера, — пояснила она. — Он иногда груб с гостями.
Откуда-то из согнутой руки Элли вывалилось длинное черное перо и упало на пол. Элли наступила на него и улыбнулась.
Гарпия, разумеется. Ее привезли подлечить зубы. Наверное, дразнила котов.
— Желаете экскурсию, агент Стенвик? — предложила Элли бодрым и деловым тоном.
— Да, пожалуйста.
Элли сопроводила Стенвика по всем уголкам клиники — приемная, смотровая, операционная, клетки и корыта, — открывая шкафы и выдвигая ящики, а заодно охмуряя его дружеской болтовней о моей ветеринарной практике. Во всяком случае, о законной ее части. Я держался в сторонке, делая вид, будто обрабатываю ногу попугая Ларри, и что-то бормотал себе под нос.
После десяти минут изучения счетов за стерилизацию кошек и выращивание новых почек я уже не сомневался, что инспектор готов, мается от скуки и вот-вот уйдет.
Но я ошибся. Стенвик вернулся в приемную и заговорил со мной сквозь клетку попугая.
— Не возражаете, если я проверю другие здания? — спросил он.
Элли вздрогнула, но я не понял, заметил ли это Стенвик.
— Нет проблем, — ответил я. — Сам вас и провожу.
Я обратился к Элли:
— Будь добра, присмотри за клиникой, пока нас не будет, хорошо? — Она помедлила с ответом: побаивалась оставлять меня наедине с буги. — И проследи, чтобы ничего не загорелось, — с намеком добавил я. Элли хотела что-то сказать, но быстро передумала и стала пятиться к задней двери клиники, выводящей на пастбище.
Мы спустились по ступеням крыльца и направились через посыпанный гравием круг в конце подъездной дорожки в сторону моей хижины. В противоположном от особой комнаты направлении.
— Вашим отцом был Роберт Скеннер, тренер скаковых лошадей, — сказал он, когда мы шли.
Я кивнул. Этот парень кое-что обо мне разузнал.
— Почему вы не пошли по его стопам?
Я промолчал.
Мой отец был из тех тренеров, что хлещут лошадей, пока те или победят, или сломаются. Или и то, и другое. Он пытался научить этому и меня, но я провел детство с отвергнутыми животными — старыми жеребцами и племенными кобылами, «разочарованиями». Отец называл их «кости для клея». Я ушел от него, когда мне исполнилось шестнадцать, и на одолженные деньги окончил ветеринарную школу. Когда он умер, я унаследовал его хозяйство — эти земли — и превратил в клинику. Лаборатория, где он готовил лекарства, стала моим кабинетом, беговая дорожка — пастбищем, а склад для корма — моей жилой хижиной.
Я распахнул перед Стенвиком дверь и величественно обвел помещение рукой:
— Инспектируйте.
Хижина уже давно стала продолжением клиники. Покосившаяся кушетка, пустые клетки для собак, стопки ветеринарных журналов и мой рабочий стол занимали всю гостиную. Здесь все еще упорно пахло лошадиным кормом.
Я провел для Стенвика подробную экскурсию. Он все разглядывал, время от времени делая заметки в наладоннике. Но по большей части наблюдал за мной, изображая детектива Коломбо.
— Вы член ЛЭООЖ? — спросил он.
ЛЭООЖ — это «Люди за этичное обращение с особыми животными». В колледже я недолго был членом родительской организации — ЛЭОЖ, но вышел из нее после ссоры с региональными бюрократами.
— Нет.
— Как вы думаете, следует ли позволять людям создавать конструкты? Особых животных?
— Нет. Я считаю, что это жестоко.
Теперь он стоял возле рабочего стола, рассматривая шланги и линзы, над которыми я трудился. Я попытался его отвлечь: