Ничего, сейчас обмоюсь и сражу ее сладеньким. Подготовился, вошел в кухню — Ира телевизор смотрит.
— Смотри, котяра помоечный, Серега Трепалов с тобой начинал. А сейчас — «из Лондона передает наш корреспондент».
— Я же из-за денег ушел.
— А он, думаешь, меньше твоего зарабатывает? — Жена ткнула вилкой в сторону экрана. Серега немного дернулся: почувствовал или спутниковая картинка поплыла? — Да что мне твои деньги, если с тобой никуда не выйти: или времени нет, или зловоние источаешь, как телевизионный юморист — репризы.
Постоял я на той грани, которая отделяет семейную ссору от мировой войны, и переступил черту.
— Притяжательное местоимение тебе в перевод! — начал я и продолжил так жестко, насколько может себе позволить человек, который давно не имел дела с нормальными выражениями. Купленные эпитеты попали под горячую руку и стали частью увесистых ругательных конструкций. Всего не помню, но что-то вроде «ненаглядная, как скидка в секонд-хенде», точно звучало.
Спать легли в разных комнатах, я так и не поужинал. Наелся досыта общением в семейном кругу. Взялся читать книгу — не пошло. Когда вокруг тебя не жизнь, а поле брани, книжные фразы кажутся приторными до отвращения. «Граф, потрудитесь извиниться за глупость, верно, второпях брошенную вами». Матом это сиятельство для начала, а потом и чем потяжелее приложить. Не запоминается ничего вычурного, не выходит на дармовщинку обогатить положительный словарный запас.
Скачал какого-то современника, у Иры в е-буке закладка была, — полегчало. Заодно и пару оборотов новых запомнил.
— Чтоб тебе постмодернист классиком казался!
На следующий день у меня двигатель глох постоянно. Из графика я выбился напрочь, к дому-зигзагу добрался, когда темень доедала остаток дня, а бродяга у бака — внезапный ужин.
Я в спешке забрал мусор и поехал обратно, вдоль дома. Остановился — у соседнего подъезда пацанва приставала к девушке. Помочь бы несчастной, но график горел уже не пламенем — радиационным свечением. Разве поможешь всем девушкам на свете отбиться от всех подонков на свете? Я не супергерой и не муж этой несчастной.
— Ребята, вы умные и красивые, вам незачем делать зло. Дайте пройти, пожалуйста.
Моя вчерашняя наблюдательница. Придется положить на расписание, хотя с грамматической точки зрения это неверно. Как-никак знакомая, пусть и познакомились мы весьма странно. К тому же двигатель опять заглох, беглой гласной его по суффиксу!
— Милые мои, я бы рада поговорить с вами и выслушать, но не сейчас…
Я достал домкрат, хлопнул дверью и без особой уверенности пошел к собранию.
Храбрость не понадобилась: только я открыл рот, чтобы отвлечь компанию, как живая цепь разомкнулась, чернявенькая вышла из круга — легко, с улыбкой. Посмотрела на меня, оценила домкрат в руке и показала флешку, будто дразнила.
— Мужик, ты чего — домкрат продаешь? — прогремел в ухо старший упырь-подросток. Остальные с хрипотцой загоготали — так умеют трусливые шакалы, бесстрашные в стае.
— Да идите вы все… в филологи, — я спрятал домкрат за спину и повернулся к машине. Домкрат снова попался на глаза упырям, отчего они испытали повторный восторг.
Машина завелась сразу.
И заглохла в конце маршрута.
Позвонил в офис, оттуда направили корпоративный автомобиль: забрать мусор и меня вместе с ним.
Сижу, дожидаюсь, скучаю.
Дай, думаю, послушаю, что я сегодня набрал. Может, найду жемчужину, а Шиша мне премию отвалит. В реальном времени шарить по мусорке — недели не хватит, поэтому включаю быструю перемотку, и так понятно будет. Запищали лилипутские голоса, на всю кабину понесся скрежет высоких тонов, островками тишины молчали паузы между файлами.
Вдруг голосовое месиво прервалось — говорили спокойно и протяжно. Я остановил перемотку и услышал голос девушки из дома-зигзага. Нажал на начало.
«Здравствуйте, меня зовут Сия. Я наблюдаю за вами с тех пор, как вы стали забирать слова из нашего контейнера. Решила оставлять вам записи, каждый раз — новую. Мне очень нравится, как вы работаете, вы очень хороший. Я вас помню по газете: вы были журналистом. Вы умный и не злой, как хотите казаться.
Когда-то вы говорили, что собираетесь написать роман. Так вот, я жду его с нетерпением, даже если вам придется бросить нынешнюю службу и лишить меня удовольствия видеть вас. Верю — все получится».
Больше всего в этом послании меня удивил не привет из редакционного прошлого, не откровения Сии, а то, что она две недели подряд выбрасывала на помойку замечательные слова. Целое состояние! На дворовых хулиганов она истратила столько, что если перевести в деньги, выйдет половина моей месячной зарплаты.
Я скопировал послание в личный коммуникатор, дождался техпомощи и поехал в офис.
Забиратели передали смену и расходились по домам. В курилке Шиша обрабатывал задержавшихся новичков, вырисовывая радужные перспективы сотрудничества.
Я успел нагнать Диму Бурлаку у проходной: он не спешил с работы, холостому это ни к чему.
— Слушай, Дима, такое дело. Давай на два дня махнемся маршрутами, очень нужно.
— Я не против. Только как оформить? Учетчики прицепятся: коэффициенты разные, у тебя выработка больше.
— А никак оформлять не будем. За воротами поменяемся машинами, перед воротами — обратно. Разницу по выработке с зарплаты отдам.
— Да чего там… только если ты хочешь нарыть что-то для Шиши — лучше не затевайся. В моей добыче неделю как ничего хорошего.
— Будет, Димасик. Нужно, чтобы было!
Дома — тишина. С порога поздоровался в пространство. И в нем до каждого движения, мелкого шарканья тапочек слышно, как я открываю холодильник, выкладываю озябшую еду, стучу одинокой вилкой. Телевизор, предатель, не помогает, а наоборот — замолкает именно тогда, когда роняю банку или обжигаюсь чайником.
Ира — в соседней комнате. Прислушивается, радуется моим поражениям на кулинарном фронте и думает, что бы я без нее делал.
Ну не котлеты, конечно.
Пельмени.
Помыл посуду, чтоб ей герундий, вытер стол, прошел за компьютер мимо супруги, возлегающей с пультом в руке. Отыскал старые литературные наброски и начало романа. Ира якобы случайно включала спортивные каналы, но дешево меня было не взять. Я углубился в тексты, будто с мороза в баню зашел: внутри — уют и нега. Хотел продолжить, но не хватило слов. Сижу, как голый: прикрыться бы фразой, а под рукой — ничего.
Жена вышла из комнаты, погремела в ванной тюбиками и легла спать. За тот вечер мы так и не сказали друг другу ничего хорошего.
Бурлаковский маршрут и вправду оскудел. Раньше здесь дома только строились, а когда начальство почуяло золотое дно, на семнадцатый вечерний начали ставить исключительно тех, кто со связями. Первое время в забиратели шли многие «блатные», у нас работал даже внук министра. Недолго: обеспеченные мальчики быстро понимали, что словесный мусор забирать — тоже труд. Романтика слетала вместе с запахами парфюма, проигравшего обонятельную схватку вонище из помоек; становилось скучно и не престижно. Потому маршрут «17В» часто кочевал от одного забирателя к другому.
— Вы наш новый мусорщик? Приезжайте позже, я в это время не успеваю выносить. Не можете?! Тогда я вставлю вам флешку в ж… у меня муж — знаете кто?
Что же она такого выбросила, если самое вонючее оставила забирателю? Пока ехал между точками — слушал. Ничего интересного: «А кто эта крыса бесхвостая, которую ты подвозил? Лена вас видела, когда через дорогу шла. Ты мне давно обещал „ниссанчик“, жлоб пузатый. Когда спишь, у тебя изо рта воняет, как от мясокомбината».
Да, такие слова мужу знать ни к чему. Тем более если он — «знаете кто».
— Эй, помойщик, ты машину поставил? Убирай ее к матери, а то обоих переишачу!
Здоровый тип в шикарном костюме, на черном джипе. Салон под портфель сделан — весь кожаный. Лоб из того же материала, лоснящийся, потертый. Зато в контейнер милую чушечку выбросил: «Малыш, ты у меня лучше всех. Ты нежная, ласковая и это… об-во-ро-жительная». Ну ясно, выбросил от жены подальше. На пассажирское сиденье-то к нему бухнулся необъятный кусок мяса.