Как ни странно, но менее благодатной почвой для внедрения лингвистического элемента оказалась НФ. Большого разнообразия здесь не встретишь. В основном авторы обращаются к проблеме контакта, демонстрируя сложность коммуникации между космическими расами в силу различий, связанных с произнесением и пониманием слов. К таким произведениям относятся рассказы Шейлы Финч о ксенолингвистах (лингстерах) — группе переводчиков, обладающих специальными навыками для налаживания контактов между различными цивилизациями. Для постижения чужого языка лингстерам приходится употреблять наркотические препараты и совмещать свое сознание с компьютером.
В классическом рассказе Роберта Шекли «Потолкуем малость» главный герой вступает в контакт с цивилизацией, язык которой настолько стремительно меняется, что пришелец с Земли не успевает отслеживать семантику трансформирующегося языка и не в состоянии вести дела с местным населением: «Я хотел сказать, — поправился Джексон, — что я не понимаю этих слов. Не могли бы вы мне их объяснить?» — «Нет ничего проще, — ответил Эрум. — Эликировать мошек — это почти то же самое, что бифурить пробишкаи».
Подобная тенденция существует и в нашем мире. Правда, не в такой сюрреалистической форме, как в рассказе Шекли. Даже в течение жизни одного поколения язык успевает претерпеть значительные изменения, и человеку, явившемуся к нам из прошлого, будет очень непросто поболтать с потомками «на одной волне». К этой проблеме обращается американский фантаст Сэмюэл Дилэни в романе «Баллада о Бете-2». Главный герой исследует балладу, созданную земными колонистами во время длительного космического перелета. За столетия, минувшие с момента старта, язык обитателей корабля от поколения к поколению сильно меняется. Учтя этот лингвистический фактор, исследователь наконец расшифровывает казавшийся бессмыслицей текст.
Лингвистическое фиаско терпят космонавты из повести «Логос» Арсения Керзина. Исследователи сталкиваются с ситуацией, когда здешняя языковая система не только ограничивает общение, но и полностью формирует представления местного населения об окружающем мире. Сама цивилизация необщительных чужих показана условно, поскольку автора интересовало прежде всего раскрытие основной идеи текста — бытия, очерченного словами.
В романе Джека Вэнса «Языки Пао» завоеватели вторгаются на планету, в языке которой отсутствуют глаголы. Местное население, мыслящее категориями состояния, не может ничего противопоставить существам, мыслящим категориями действия: «В языке Пао нет ни глаголов, ни степеней сравнения (хороший, лучше, лучший). Типичный паонит воспринимает себя как поплавок в океане — бросаемый, гонимый неведомыми силами, — если вообще он мыслит себя отдельным индивидуумом». Наследному принцу Пао приходится изучить язык агрессоров. Так он наконец осознает досадный изъян в системе вербальных коммуникаций родной планеты. Возвратившись в свой мир, он создает и внедряет несколько разных языков для ученых, воинов, торговцев. В итоге это революционное действие помогает цивилизации Пао обрести независимость и очнуться от многолетнего сна разума.
«Языки Пао» — это не просто увлекательный экшен, но и роман-предупреждение. Джек Вэнс пытается донести до читателей простую истину: богатый, разнообразный язык имеет для государства стратегически важное значение. Хочется порекомендовать эту книгу людям, занимающимся реформой образования в нашей стране.
Нередко эстетико-лингвистические элементы встраиваются в «тело» фантастического произведения, оказывая на сюжет не прямое, но ощутимое воздействие. Такой экзистенциальный слой в повествование закладывает, например, Дэн Симмонс в цикле «Песни Гипериона». Фигура английского поэта Джона Китса то и дело возникает в череде образов и персонажей, удаленных от нас как в пространстве, так и во времени. Стихи Китса проступают на страницах романов цикла, двадцать пятым кадром скрываются между строк, задавая ритм и настроение этому масштабному литературному произведению. Можно сказать, что вся потрясающая вселенная «Песен…», подобно толкиновской Арде, создана из ритма и слов. Это и есть точка соприкосновения, в которой волшебство и наука идут рука об руку. Власть слова и слово власти становятся единым целым.
А закончить этот обзор хочется вершиной лингвистической НФ, которую давние читатели «Если» увидели на рубеже тысячелетий. Для этого нам вновь нужно обратиться к творчеству одного из самых изобретательных и глубоких фантастов современности — Теду Чану. Его повесть «История твоей жизни» в блестящем переводе Людмилы Щекотовой разворачивается как настоящий научный детектив (и попутно снабжает читателей сведениями из области языкознания, которые сами порою выглядят фантастикой!). Изучая язык пришельцев, героиня приходит к пониманию невероятной природы их мышления и существования. Более того, сила языковой системы оказывается столь велика, что и лингвист, и ее наиболее упорные коллеги меняют образ мыслей, словно бы «подстраиваясь» под чужаков.
Так что же такое лингвистическая фантастика? Эстетский изыск? Литература ради литературы или способ продемонстрировать колоссальный потенциал явления, которое все мы привыкли считать бытовым и само собой разумеющимся? Однозначного ответа нет. В конечном счете, каждый автор самостоятельно определяет для себя желанные цели. Нам же остается лишь с головой погрузиться в книги. Ведь возможность видеть мир изреченным — это великий дар.
ИСТОРИЯ С ДРАКОНАМИ
Майкл Суэнвик. ДРАКОНЫ ВАВИЛОНА. Эксмо
Полтора десятка лет назад по земному летосчислению читатели узнали историю человеческого детеныша Джейн и железного дракона Меланхотона, решивших бросить вызов Богине и уничтожить Вселенную. Именно тогда благодаря фантазии американского писателя мир фэнтези обзавелся охранными сигнализациями, киберпсами и военно-промышленным комплексом. Новый роман Майкла Суэнвика «Драконы Вавилона» возвращает нас в знакомые локации культовой «Дочери железного дракона».
На первый взгляд, лишь мир, в котором разворачивается действо, да боевые железные драконы связывают два произведения. Суэнвик — один из самых интеллектуальных авторов современной фантастики — оказался слишком утонченным для клонирования успешных идей в толстых многотомных эпопеях. На сей раз главным героем книги становится молодой фей Вилл, который, подчиняясь обстоятельствам военного времени, покидает родную деревню и в конце пути оказывается в граде Вавилоне. Компанию ему составляют наделенная удачей и обделенная воспоминаниями Эсме и мастер Праведной и Почтенной Гильдии Жуликов, Мошенников и Плутов Нат Уилк, известный как Икабод Дурила. С прибытием героев в город их приключения только начинаются, и Виллу предстоит пройти крутым маршрутом из подземелий во дворцы Вавилона.
Отметим, что схожим образом построена и «Дочь железного дракона», в которой беглянка Джейн Олдерберри оказывается в кругах высшего общества.
Параллели очевидны. Сравнение неизбежно.
Перед нами снова роман воспитания, описывающий становление героев, и поначалу кажется, что дилогия — это, в сущности, женская и мужская версии истории человека в обществе победившего магического индустриализма. Однако торопиться не стоит. При внешнем сходстве фабулы отличия между книгами значительны.
Вспомним, что «Дочь железного дракона» — произведение жесткое, весьма пессимистичное, философски глубокое. Мрачная магия мира в нем лишь обрамляет конфликт героини. Попытки Джейн выбраться из лабиринта повторяющихся раз за разом жизненных структур неуклонно терпят неудачу.