Маворина устроило бы, если бы львица начала кормиться на месте, превратившись в неподвижную мишень, но та поволокла добычу в кусты. Охотник мгновенно встал, наложил стрелу и выстрелил. Львица высоко подпрыгнула, яростно рыча, и принялась кусать торчащую из ее бока стрелу. Маворин выпустил в нее еще две стрелы, и через несколько секунд львица разделила судьбу своей жертвы.
Маворин неожиданно осознал, что истекает кровью, и понял: поранил бок и плечо колючками, когда вставал. Никаких лекарств у него, разумеется, не имелось. Он подошел к водоему, смыл кровь, чтобы запах не привлекал львов или леопардов, и прикрыл раны тонким слоем земли. Он весь день не утолял жажду, поэтому опустился на колени и вдоволь напился из водоема.
Стрелы из тела львицы он вытащил. Он не планировал использовать их снова, даже для самообороны: если возникнет необходимость, у него в колчане есть новенькие стрелы. Однако он не сомневался, что живущие на горе туземцы метят свое оружие, и вовсе не хотел, чтобы они принялись искать чужака, чьи стрелы они не могут опознать.
Он задумался — не вернуться ли на корабль, но решил, что в этом нет смысла. В конце концов, он здесь не только для того, чтобы убить льва, но и чтобы подняться на гору.
Напоследок он взглянул на львицу и антилопу и пожалел, что нет ножа — он мог бы отрезать кусок бедра антилопы и поесть.
Поразмыслив, он подошел к антилопе, опустился на колени и потянул в тех местах, где на шкуре остались дырочки от зубов львицы, когда она душила антилопу. Шкура надорвалась, и он сумел оторвать кусок мяса. Поднявшись, охотник осмотрел антилопу. Да, тот, кто ее найдет, наверняка решит, что львица вырвала у антилопы кусок плоти перед тем, как ее убили.
И Маворин зашагал на гору, держась подальше от деревень и жуя на ходу мясо. К рассвету он был уже на высоте тысячи восьмисот метров и более чем в трех километрах от ближайшей деревни. Смысла останавливаться он не видел и пошел дальше, к вершине.
В полдень он прилег под густым кустом, решив встать в полночь и продолжить подъем. Но в сумерках проснулся от ужасной боли в животе. Маворин встал на колени, согнулся, и его стошнило.
Он решил, что причина, скорее всего, в мясе, и сделал мысленную пометку: не есть антилопу. Поднявшись, он двинулся к вершине, ощутил новый приступ тошноты, подавил его и ускорил шаг. Он достиг высоты трех с половиной тысяч метров, прежде чем тошнота и боль вынудили его остановиться.
Маворин попытался снова очистить желудок, но тот был пуст. Он лег и попытался уснуть, но желудок начало сводить спазмами, и Маворин никак не мог найти удобную позу. Он вертелся с боку на бок и в конце концов провалился в тяжелый сон. Проснулся перед рассветом, еще раз попытался очистить желудок и пошел дальше. Голова кружилась все сильнее, и тогда он подобрал более или менее прямую палку, очистил ее от веток и листьев и стал на нее опираться, как на трость.
Остаток дня ушел на то, чтобы добраться до верхней границы леса. Наконец он вышел к леднику и вдруг понял, что ему совсем не холодно, а наоборот — неприятно жарко. Он прошел еще метров двести и рухнул.
«Да что со мной такое? — гадал он. — Я за всю жизнь и дня не болел. Я покорил тридцать планет. Что происходит?»
Он припомнил все свои действия после того, как вышел из корабля, и тут до него дошло: стоячая вода и мясо антилопы. Или там, или там (а возможно, везде) имелись местные паразиты, не очень опасные для обитателей горы, но ставшие серьезной проблемой, против которой у его организма не имелось иммунитета. Он не знал, смогла бы помочь в такой ситуации аптечка, но ответ не имел значения, потому что она осталась на Тандоре-4.
А поскольку лекарства у него не было, оставалось лишь надеяться, что рано или поздно организм сможет найти какой-то способ борьбы с паразитами или же они сами покинут его тело. Но в любом случае, сидя здесь, он эту проблему не решит. Он с трудом встал и продолжил восхождение, хотя с каждой минутой головокружение и слабость усиливались.
И настал момент, когда он уже не мог идти дальше. У него не осталось сил даже на то, чтобы плавно сесть на лед. Маворин отбросил палку и немедленно рухнул, неуклюже растянувшись на льду.
«Во всяком случае, я не замерзну, — язвительно подумал он. — Лихорадка буквально сжигает меня изнутри».
Прошел час, потом еще час, и он понял, что здесь и умрет.