В «Золотом льве» карточки так и не прижились — все пользовались старомодными ключами с бирочками, на которых был обозначен номер комнаты. Поднимаясь по лестнице, он услышал, как Вильямс говорит своему спутнику:
— И так — каждый год.
Потом звякнул о стол пустой бокал. Кравитц порадовался, что он уже не внизу — иначе точно не удержался бы и нагрубил наглому голландцу.
В коридоре второго этажа было холодно и пахло какой-то дезинфицирующей жидкостью. Запах был знакомым, он вызвал смутное ощущение дежа вю. В интерьере тоже ничего не изменилось — Долингер хорошо знал, что нужно его немногочисленным постояльцам.
Комната номер тридцать два… Открывая дверь, Кравитц почувствовал, что его сердце забилось быстрее. Свет включился автоматически, едва он переступил порог, а штора отъехала в сторону, открывая вид на город. Обстановка в комнате осталась прежней — словно Кравитц и не уезжал отсюда. Физик устало опустился в кресло. Поездка вымотала его. Как всегда, он тщательно следил за тем, не преследуют ли его, хотя и сомневался в своей способности заметить профессиональную слежку — его знакомство с методами шпионов ограничивалось парой фильмов о Джеймсе Бонде. Сейчас бы в душ и поспать… И тут же он понял: нет, не сейчас. Он больше не может ждать ни минуты.
Кравитц достал из сумки футляр, из футляра — прибор ночного видения, активировал микрокомпьютер. Потом выключил свет и вышел на балкон. Все остальные окна на этажах оставались темными: или там никого не было, или постояльцы уже спали. «Значит, за мной никто не наблюдает…» Кравитц тряхнул головой, отгоняя абсурдную мысль. Кто может за ним наблюдать? Кому это нужно? Уж во всяком случае, Вильямс вне подозрений, он изрядно нагрузился пивом еще до приезда Кравитца и сейчас, наверняка, догружается. За восемь лет даже люди из UNSCET могут растерять энтузиазм. Вильямс был здесь с самого начала, когда ученые еще не потеряли надежды «быстренько разобраться» в случившемся, и если бы он в какой-то момент заподозрил, что Кравитц врет или недоговаривает, он еще тогда забил бы тревогу. Нет, скорее всего, он лишь надеялся, что в одно прекрасное мгновение Барьер попросту исчезнет так же неожиданно, как и появился, и тогда он, Вильямс, окажется в нужном месте в нужный момент. «Что-то общее все же у нас есть», — подумал Кравитц с грустной улыбкой. Забавно было сознавать, что оба они лелеют одни и те же мечты, но по разным причинам.
Он пристроил трубу на штатив. Аппарат был цейсовский, дорогущий и лучший, который можно достать за деньги. Гостиницу и Барьер разделяли не более двухсот метров: он начинался сразу за рыночной площадью. С балкона Кравитц видел немногочисленные огни в обитаемой части города — уличные фонари, фары машин. За Барьером царила тьма. Событие произошло в десять часов двадцать три минуты по среднеевропейскому времени, а в это время обычно все источники искусственного света отключены.
«Почти все», — подумал Кравитц, наводя фокус. В окуляре царила тьма, пока он не поймал слабый отблеск оконного стекла и не запустил программу распознавания. Его глупое сердце заколотилось как сумасшедшее, когда на мониторе появилась картинка: маленький почтовый грузовик, застывший всего в дюжине шагов от Барьера, но уже «по ту сторону», за ним стена дома, угол витрины с косо висящей рождественской гирляндой, окно на втором этаже, переплет, стекло, погруженная в темноту комната — и россыпь слабых, едва различимых огней в дальнем углу. Красный, зеленый, золотой, снова зеленый и индигово-синий. Гирлянда на рождественской елке. Гирлянда, которая горит уже восемь лет. Когда-то он сам купил ее на распродаже, и с тех пор Мириам каждый год вешала ее на елку.
Кравитц прильнул к окуляру. Где-то там, в темноте — Мириам. Он знал, что не увидит ее, но ничего не мог с собой поделать: он должен был снова и снова пытаться ее отыскать, иначе вся его жизнь лишалась смысла. Может быть, она ходила в кладовую, чтобы взять пакет с другими елочными украшениями? А может, была на кухне? Или прилегла отдохнуть в спальне? Либо она стоит в двух шагах от его письменного стола и держит телефон, чтобы позвонить ему и сказать что-то важное? Где она находилась в тот момент, когда невидимое поле накрыло ее и заставило застыть навсегда, как мушку в янтаре?
Нет, это бессмысленно. Разве UNSCET не просвечивала весь район приборами, в сравнении с которыми его цейсовский аппарат был все равно что мыльница по отношению к серьезной фототехнике? Они ничего не нашли — почему же он думает, что найдет? Он может провести на балконе всю ночь, и это ни на миллиметр не приблизит его к Мириам.