— Он уже подходит к концу. Итак, мы полагаем, что в Польше Комаров передал вам часть артефакта внеземного происхождения, изготовленного существами, о научных знаниях и технических возможностях которых мы не имеем представления. Своего рода ящик Пандоры. И вы попытались открыть его.
«Все чертовски верно!» — подумал Кравитц, вспоминая небольшую черную капсулу, которую невозможно было повредить ни алмазным сверлом, ни концентрированными кислотами, ни сверхвысокими температурами, ни жестким рентгеновским излучением. Тогда они решили подвергнуть странный метеорит бомбардировке пучками разогнанных электронов. Для этого и понадобился синхротрон.
— Поначалу у вас ничего не получалось. Но вы были настойчивы, постоянно наращивали энергию, и — вуаля! — артефакт наконец отреагировал. И вы оказались совершенно беспомощны.
— Все это очень интересно, — произнес Кравитц спокойно, удивляясь собственному равнодушию.
Да, Вильямс прав. Ну и что? Он все равно никогда не узнает об этом. Кравитц улыбнулся голландцу и решил, что, пожалуй, того есть за что уважать. Настоящий бультерьер. Другой бы на его месте давно отступился. Это сколько же материалов ему пришлось перекопать! С помощью мистера Кванга, очевидно. Но главное, о чем эти двое не догадываются и никогда не догадаются, — все их открытия абсолютно бесполезны.
…Артефакт был действительно куплен на интернет-аукционе. Это был кусочек знаменитого сихотэ-алиньского метеорита: небесного камня, упавшего в Уссурийской тайге в горах Сихотэ-Алинь 12 февраля 1947 года в 10 часов 38 минут. Общая масса собранных осколков составила 27 тонн, поэтому они не относились ни к редким, ни к дорогим. Однако объявление привлекло внимание Сергея тем, что указанные в нем размеры и вес осколка не соответствовали друг другу. Сихотэ-алиньский метеорит относился к группе железистых, в его состав входило также 6 % никеля. Но осколок, купленный Комаровым, оказался неожиданно тяжелым. Комаров связался с продавцом и выехал во Владивосток, где и состоялась сделка. Парень уверял, что осколок достался ему от дедушки. Комаров полагал, что кто-то из них — то ли дедушка, то ли внук — просто стащил метеорит, но это его не слишком интересовало. Он заплатил пятьсот долларов и добавил еще пятьдесят, чтобы продавец забыл его имя.
После возвращения он прямо из аэропорта поехал в свой московский институт, чтобы провести первые тесты и подтвердить свои предположения. Он оказался прав: масса включений в образце превышала норму в четыре раза. Извлечь включения не представляло труда. И через несколько дней в руках Комарова была капсула очищенного от всех примесей вещества. Восемь сантиметров в длину, двенадцать миллиметров в ширину и ровно двести восемнадцать граммов весом. Плотность вещества составляла 25 г/см3. Даже осмий, самый тяжелый из известных на сегодняшний день металлов, был легче. Радиологические исследования показали, что вещество абсолютно непроницаемо для жесткого излучения. Столь же бесполезной оказалась и спектрометрия. Капсула вообще не реагировала на физические воздействия. Больше всего удивился Комаров, когда попытался расплавить полученное вещество. Ему не удалось нагреть его выше 25 градусов по шкале Цельсия. Оно поглощало энергию без малейших последствий. Позже Кравитц повторил опыт своего друга, воздействуя на вещество плазмой при температуре 2 000 000 000 градусов. И с тем же результатом. Вещество не поддавалось алмазным сверлам и высокому давлению. В конце концов Сергей пришел к выводу, что возможности его лаборатории исчерпаны.
— Это все, что вы хотите мне сказать? — спросил Вильямс.
— Что?.. Ах да! Очень интересно. Просто фантастическая история. Вам нужно быть писателем.
Вильямс отхлебнул пива и посмотрел на Кравитца.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете.
К чему Кравитц был совершенно не готов, так это к тому, что его оппонент широко улыбнется. Неужели Вильямс был так уверен в своих козырях?
— Вот как?
— Да. Вы думаете: этот голландец может болтать все, что взбредет ему в голову, в конце концов он ничего не докажет. Пока существует Барьер, его слова — всего лишь сотрясение воздуха.
— А это не так?
— Вы убеждены, что я пытаюсь заставить вас в чем-то сознаться?
— Нет, что вы? У меня и в мыслях не было, — усмехнулся Кравитц.
Однако новый поворот, который принял разговор, ему не понравился. Вильямс слишком много выпил сегодня, он может не сдержаться и перейти к непарламентским методам ведения дискуссии. Пожалуй, пора заканчивать.
— Я понимаю, вы мне не доверяете, — сказал Вильямс. — Но вы должны знать: мне очень жаль, что так случилось. Никто не мог предположить подобный исход.