— Мы поступили, как сказал ты, а не Биру, — добавил высокий вождь. — Больше мы этой ошибки не допустим.
— Но что произошло? — вопросил Бнарр.
— А то, что мы сами виноваты — послушали существо, которое лишь притворяется человеком. Теперь я скажу, что будет. Ты вернешься на ледник и останешься там до конца жизни. Если, начиная с завтрашнего дня, любой из нас увидит тебя ниже ледника, мы тебя убьем. Ты умрешь медленно и мучительно.
— Но как немцы обо всем узнали? Разве вы не спрятали всех свиней в укрытии?
— Я сейчас начну считать до пятидесяти, — пригрозил высокий вождь. — Если ты все еще будешь здесь, когда я закончу, то я сам тебя прикончу.
Бнарр переводил взгляд с одного лица на другое, но встречал лишь ненависть и гнев. Он повернулся и побежал к ледяной шапке. Его никто не преследовал, и через несколько минут он перешел на шаг.
Когда беглец вышел на опушку, там его уже ждал Бира.
— Я ведь говорил им, что ты демон, — молвил он. — И в конце концов моя магия оказалась сильнее твоей.
— Магия тут совершенно ни при чем, — устало возразил Бнарр.
— Я назову это магией, когда стану говорить со своим народом. — На его лице мелькнула злобная усмешка. — Магия перенесла свиной навоз туда, где немцы его обязательно найдут, или что-то другое, но результат оказался таким же.
— Но почему? — вопросил искренне озадаченный Бнарр.
— Потому что я мундумугу, а этой горе и этому племени еще одного не надо.
Бнарр собрался было ответить, но тут заметил бегущих к нему вооруженных аборигенов, и ему пришлось отступить на ледник.
На следующее утро он спустился к опушке, чтобы добыть себе что-нибудь на завтрак, но путь ему преградили туземцы с копьями.
— Уходи, чудище! — крикнул один из них. — Тебе сюда нельзя!
Изгой вернулся на ледник, и за следующие пять дней обошел его по окружности. Всякий раз, когда он полагал, что ушел достаточно далеко, и пытался спуститься к лесу, его останавливали воины.
Бнарр не сдавался. Он регулярно обходил ледник, но всякий раз при попытке спуститься ему преграждали путь.
Ослабев от голода и усталости, Бнарр в конце концов вернулся в пещеру. «Моей вины тут быть не может, — подумал он. — Я организовывал гораздо более трудные операции. Это местные все испортили. Но в чем была ошибка?»
Он пролежал в пещере три дня. Бнарр знал, что умирает, но эта мысль почему-то не вызывала у него внутреннего протеста. Если ему запретили делать то, ради чего он был рожден, то жизнь потеряла смысл. Но перед смертью он должен выяснить, что же пошло не так.
Он с трудом поднялся; тут же подкатили головокружение и тошнота. Несколько секунд он простоял, опираясь на стену пещеры, потом вышел на ледник. Минут десять он брел вниз, с трудом удерживая равновесие на льду. Солнце казалось ему чересчур ярким, глаза начали слезиться. Он поднял руку, чтобы вытереть слезы, но потерял равновесие и рухнул на лед.
Бнарр попытался встать, но обнаружил, что не может. Он ощущал, как из него вытекает жизнь. Дышать стало труднее. Он попытался сфокусировать взгляд, но перед глазами все расплывалось.
«Все должно было кончиться иначе, — с горечью подумал он. — План был безупречным. Что бы там ни случилось, неудачу потерпел не я. Сейчас местные должны были бы радостно кричать, петь и восхвалять меня».
Он понял, что через несколько секунд умрет, и в голове у него мелькнула последняя мысль: «Надеюсь, немцы всех вас уничтожат».
2038 год
— Я начинаю думать, что Хемингуэй никогда не поднимался на такую высоту, — заметил Рэй Гловер. — В конце концов, он был пьяницей и далеко не атлетом. Я в отличной форме, а все равно страдаю одышкой.
— Он же писатель, — сказал Джим Донахью. — И вполне возможно, все выдумал. В конце концов, в «Зеленых холмах Африки», до сих пор продающихся как документальная книга, он обязательно натыкался на кого-нибудь, желающего подискутировать о литературе, всякий раз, когда прятался где-нибудь в кустах и ждал, пока мимо пройдет животное. Но никто еще не назвал его за это брехуном.
— Если проедетесь вдоль побережья, то до сих пор найдете с полдюжины отелей, похваляющихся, что «Хемингуэй здесь ночевал», — вставил Горман. — Судя по тому, что о нем рассказывают, он приходил выпить в бары этих отелей, а потом засыпал прямо за стойкой.
— Все равно, разве не станет сенсацией, если мы найдем того леопарда? — спросил я.
— Мы уже нашли нечто в тысячу раз более существенное, — ответил Донахью. — Может, десятку профессоров литературы и важно, был тот леопард настоящим или Папа его выдумал. Но если это, — он указал на замороженное тело, — то, о чем мы все думаем, мир ожидает настоящая сенсация.