— У президента заболи, у спикера…
— Вы соображаете вообще, что говорите?!
Мурыгин поднял глаза. Перед ним стояла разгневанная дама с прозрачной папочкой в руках.
— Да за такие слова… я не знаю!
— За какие? — не понял Мурыгин. Бормотание его и впрямь не было осмысленным.
— За оскорбление президента!
— Я про американского… — все так же горестно пояснил он.
Дама открыла рот и, задохнувшись, стремительно ушла прочь по унылому коридору. В ту самую сторону, откуда пятью минутами раньше приплелся сам Мурыгин.
Некоторое время он смотрел ей вслед. Жутковатое сочетание: пышность форм и строевая поступь… Скрылась.
— Ладно, — со вздохом решил наконец Сергей Арсентьевич. — Ничего мы тут не высидим…
Взял со свободного стула постановление суда в точно такой же прозрачной папочке, а взамен переложил на сиденье котенка. Собрался встать, но, пока собирался, шустрая трехцветка снова успела угнездиться на его коленях.
— Нет, подруга, — сказал Мурыгин, повторно выдворяя зверя. — Даже и не помышляй. Тут сам-то не знаешь, где ночевать… Ты уж здесь пару дней перекантуйся, а там, глядишь, весна…
Поднялся, двинулся к выходу, но был остановлен сигналом сотика. Достал, неприязненно взглянул на дисплей. Вместо имени или фамилии обозначился длинный номер, Мурыгину неизвестный.
— Слушаю…
— Арсеньтич… быть-мыть… ты?..
Звонил председатель дачного товарищества «Орошенец» Тимофей Григорьевич Тарах, причем сильно взволнованный. Не произнеси он это извечное свое «быть-мыть», Мурыгин бы и голоса его не признал.
— Ну, я… — недовольно отозвался он.
— Слышь… оптыть… Арсеньтич! Все бросай… мыть-быть… На дачу давай! Прям щас…
— Не туда звонишь, — с каким-то даже извращенным наслаждением процедил Мурыгин. — Теперь по всем вопросам — к Раисе Леонидовне…
— Апть… опть… — Тарах взволновался окончательно, обрубки слов посыпались как попало. — Ты… обн… йбн… убль…
С младых ногтей Тимофей Григорьевич изъяснялся и мыслил матерно. Однако высокая должность председателя дачного товарищества требовала определенной культуры — и Тимофей Григорьевич беспощадно глушил и сминал нехорошие слова, без которых он просто не мог построить фразу.
— Развелись мы, — холодно пояснил Мурыгин. — Так что с сегодняшнего дня я — никто. Нет у меня ни дачи, ни дома, ничего… Раисе звони.
Дал отбой, спрятал сотик. Ну и куда теперь?
Собственно, весна уже настала. Дворы подсыхали. В тени забора изнывал сизый от золы сугроб осетриных очертаний. Хотя откуда в городе зола? Скорее уж из выхлопных труб налетело.
На скамеечке справа от дверей суда сидели рядком два сереньких котенка (должно быть, братики той трехцветки) и упражнялись в синхронном вылизывании.
Угрюмая народная мудрость гласит, что нет хуже беды, чем гореть в зиму. В этом смысле Мурыгину повезло — жизнь его пошла прахом в начале марта.
Жили-были муж и жена. И было у них две фирмы: у мужа — оптовый книжный склад, у жены — торговля канцтоварами. Жена была умная, а муж — дурак. Влез дурак в долги, узнал, каков на вкус ствол пистолета Макарова, кинулся к жене. А та ему и скажи: «Ты мне, Сережа, всего дороже, а фирму свою ради долгов твоих, с жизнью несовместимых, я разорять не дам. Дочка вон на выданье…».
Вылез дурак из долгов — гол, бос, лыком подпоясан, недвижимость, от греха подальше, на имя жены переписана. И так ему это, видать, за обиду стало, что запил дурак да и пошел с горя по рукам. Всех, почитай, жениных подружек за малый срок оприходовал. Прознала о том жена — подала на развод. Потому как бизнес бизнесом, а верность супружескую блюди.
Городская сказка. Кажется, это теперь так называется…
Мурыгин вынул бумажник, пересчитал оставшуюся наличность. Потом осмотрел ключи на цепочке. От квартиры смело можно выбрасывать — на прощанье Раиса победно сообщила, что врезала вчера новый замок. А вот эти два ключика (от дачи и сарая), возможно, пригодятся. Уж больно не хочется еще раз ночевать у Костика… Зря сказал Тараху насчет развода. Перезвонить, что ли?
Тарах долго не отзывался. Наконец удосужился взять сотик.
— Григорьич? Это опять я… Ты с Раисой связался уже?
— Дык… Я ж ее номер… мыть…
— Вот и славно, — решительно прервал его Мурыгин. — Ничего не надо, Григорьич. Сам приеду.
— Скорей… упть… — В голосе председателя слышалась паника.
Что-то, видать, стряслось. Не дай бог грабанули. Если так, то к участку лучше вообще не приближаться, а то Раиса Леонидовна чего доброго решит, что сам в отместку и грабанул.