Она оборачивается на своих товарищей и потом снова переводит взгляд на меня.
— Полагаю, вам лучше говорить прямо. Мне кажется, мы слишком отупели для тонкостей.
Я ставлю обветшалый армейский стул для нее и другой для себя. Хлоя смотрит на меня в ожидании распоряжений.
— Хватай стул, — говорю я, — и садись рядом со мной. — Я хочу, чтобы Хлоя расположилась таким образом, потому что от нее не исходит никакой угрозы. Напротив, она по-житейски источает расположение к себе, что поможет облегчить разговор.
— Кстати, — говорю я, когда она направляется за стулом, — эта очаровательная девушка — мой пилот Хлоя.
— Собаки и летать умеют? — с сомнением спрашивает Виола Спунер.
— Уж лучше мы, чем свиньи, — со смехом отвечает ей Хлоя.
После того как все расселись, я кратко излагаю историю последних пяти лет. Свою лекцию я адресую Виоле Спунер. Если у меня получится объяснить произошедшее ей, то потом она поможет справиться с ситуацией своим товарищам.
Я, как и просили, прямолинеен.
— Нас, то есть планету Земля, захватили пришельцы.
В обращенном на меня взгляде я читаю вопрос, еще прежде чем она озвучивает его:
— А вы…
— Пришелец? Нет. Но они действительно весьма походили на собак своим видом и поведением. Так вот, они явились, и им не понравилось то, что они здесь обнаружили.
— В смысле?
— Всем заведуют люди, а собаки — домашние животные, имущество, собственность. Для них это было… кощунство. Нестерпимое надругательство. Нечто настолько преступное, что позволить подобному сохраняться для них было непозволительно.
— И что же они сделали?
— Вы должны понять, что, когда это произошло, я и все остальные, жившие в ту пору, были лишь собаками. Поэтому наше понимание — и выводы, которые мы можем извлечь, — до некоторой степени ограничены. Наш вид был для этих существ такими же пешками, как и люди.
Виола Спунер хмурится.
— Вы готовите меня к чему-то плохому.
— Да. По существу, людей списали. Их интеллектуальный уровень до некоторой степени передали нам. Благодаря чему мы обзавелись способностью к речи, образованностью, приобретенными навыками, мыслительными процессами и даже некоторыми манерами.
— Под «списали» вы подразумеваете… — Ей трудно выдавить из себя это слово. — Истребили?
— Да. Сожалею.
Она качает головой, пытаясь постичь катастрофу умом. Ей это не очень удается, так же, как не удалось и нам. Весь первый год мы провели под черной тучей неверия и скорби, обремененные чувством вины, пускай даже от нас ничего и не зависело.
— Почему же они сотворили такое?
— Они считали, что восстанавливают надлежащий порядок вещей. Псовые на вершине, приматы внизу. Они не тронули мартышек, горилл и прочих. Уничтожили только людей. Мерзких, чванливых приматов, свершивших грех становления господствующим видом. И еще они не тронули наших диких собратьев — волки, койоты и прочие остались такими же.
— Это безумие!
— Да, мадам, безумие, — соглашаюсь я. — И мы ни о чем не просили. Нам навязали это для нашей же пользы. — Я воздеваю руки. — Нас изменили и физически. Предоставили способность ходить прямо. Наши лапы превратились в руки. Наш мозг изменился, чтобы работать почти как ваш. Все это было проделано над нами посредством технологии, которую мы так и не смогли понять, и нас швырнули в новую жизнь практически в одночасье. Они проделали все это с нами, со всей планетой, а потом просто оставили, чтобы мы сами разбирались, как сможем.
Виола Спунер глубоко вздыхает, прежде чем спросить:
— А президент. Он — собака?
Я улыбаюсь.
— Он был собакой. Термин, который мы используем для описания того, чем мы стали — «псовек». Сочетание псового и человека. «Собака» теперь считается уничижительным словом.
Она бледнеет.
— Я не хотела вас оскорблять.
Моя улыбка становится шире.
— Я понимаю. Думаю, вам понравится президент Билл. Он смесь колли и лайки, не породистый. Он проницателен и любит пошутить, а как президент старается управлять самой большой и странной стаей, которые когда-либо существовали, и делает все, что в его силах, чтобы сплотить нашу страну.
Она качает головой.
— Это похоже на плохое кино.
— «Планета собак», — с усмешкой предлагает Хлоя. — «Рассвет псов».
— Не настолько уж все и плохо, — тоже посмеиваясь, говорю я. — Вот только гарантии счастливого конца нет.
— Или попкорна, — соглашается Хлоя.
Я наклоняюсь вперед, сожалея, что приходится обрывать миг веселья, но мне неизвестно, сколько у меня остается времени на общение с ней, а у меня есть вопросы, требующие ответа.