— Наверняка они вам очень нужны.
— Мы хотели убедиться в их существовании.
Глаза его собираются в линию:
— Моего слова недостаточно?
Как легко и приятно было бы ему сообщить, что цена его слову — как остаткам в кошачьем лотке после съеденной мышки, но уклонение от прямого ответа на вопрос его разозлит не меньше:
— Вы наверняка ожидали, что кто-нибудь явится посмотреть на них. Может, не столь быстро, но все равно придет.
Он хмурится и выдавливает улыбку.
— Итак, вы видели мой небольшой зверинец.
— Видел.
— И?
Я развожу руками:
— Я видел их.
— Ладно, — бросает он нетерпеливо, — во что вы их оцениваете?
Я молчу достаточно долго, чтобы раздражение его выросло еще больше, и ответ мой не рассчитан на улучшение его настроения:
— Мне кажется, правильно вопрос будет сформулировать следующим образом: во что вы их оцениваете?
Он снова хмурится и качает головой:
— Я задал вам вопрос, отвечайте на него.
— Ответа у меня нет. Вы связались с нами, сообщили, что у вас есть люди-заключенные, и предложили переговоры об их безопасности. На основании этого мы пришли к выводу, что вы наверняка держите в голове определенную цену за них. И вот я здесь, чтобы решить, стоит ли ее платить.
Вольф не привык, чтобы его слову и делу перечили, и ему не нравятся мои позиция и ответы. Он скалится.
— Это место принадлежит мне. Правила здесь устанавливаю я. На моей земле и на этих переговорах.
— Тогда установите правила для стоимости людей. Если они чего-то стоят.
— Чего-то? Да они очень дорого стоят!
— Неужто? — качаю я головой. — Это больше не их мир, и места для них в нем уже нет. Их недостаточно, чтобы расплодиться и создать жизнеспособную популяцию. В лучшем случае, их можно выставлять диковинками. Экспонатами. Лабораторными образцами. Пока мы превосходно обходились и без них.
Вольф вцепляется в ручки кресла, глаза его округляются от возмущения, вызванного подобной пренебрежительной оценкой.
— Но это же люди!
Мы созданы охотиться, выслеживать добычу и вцепляться в малейшую слабость. По одному лишь этому слову, по тому, как он произносит его, по его осанке и запаху я вижу и понимаю все, что мне нужно. Я словно превратился в ищейку-бладхаунда, и вот теперь след прямо перед моим носом, светящийся и ощутимый.
— Вы никогда не подходили к ним, так ведь? — спрашиваю я насмешливо и в то же время с удивлением. — Просто заперли их, с глаз долой.
Его поза — воплощенное негодование.
— С какой стати?
— Потому что вы боитесь их. — Вот это одновременно и вызов, и обвинение.
— Не смешите, — рычит Вольф, но его отрицание звучит столь фальшиво, что даже охранники начинают тревожно переминаться с ноги на ногу.
— Тогда вы не будете возражать, если я попрошу одного из них присоединиться к нашей беседе.
— Не вижу необходимости в этом.
— Зато я вижу. Мы обсуждаем их стоимость. И нам следует услышать, что один из них думает о собственной цене. — Я поворачиваюсь к Хлое: — Пожалуйста, попроси Виолу Спунер зайти сюда.
Она немного хмурится, гадая, что же у меня на уме, но начинает подниматься. Ее нерешительность как раз то, что мне нужно.
— Все будет хорошо, — говорю я ей. — Если госпожа Спунер боится, объясни ей, что хуже того, чем закончился наш пролет над Топикой, не будет.
Она не дает явно понять, что уловила мои скрытые инструкции.
— А не надо быть такой тряпкой, как вы, — заявляет она.
Я смотрю на Вольфа:
— Вы, конечно же, ручаетесь за ее безопасность.
Вожак бунтовщиков выглядит так, словно ткнулся носом во что-то мерзкое.
— Я по-прежнему не вижу в этом необходимости.
— Вы хотите заключить сделку. Это и будет частью торга, или же мы возвращаемся в Вашингтон.
— С пустыми руками.
Я пожимаю плечами.
— Именно так мы и явились. Вы предлагаете такое, без чего мы пока прекрасно обходились. Это вам что-то нужно за этих заключенных. Может, мы и хотели бы их заполучить, но необходимости в них не испытываем.
Он ничего на это не отвечает, и я киваю Хлое. Она идет за Виолой Спунер.
— Дела действительно идут весьма неплохо, — говорю я, снова обращаясь к Вольфу. — Поначалу было очень трудно, понятное дело, но с каждым днем мы все более организованы. Продовольствия более чем достаточно. Даже обычные граждане легко могут найти и позволить себе за вполне разумную цену такое удовольствие, как свежая говядина. И даже вырезку.
Стоит мне произнести это волшебное слово, и в глазах всех трех охранников Вольфа появляется мука. Один даже облизывается.