— Есть пиво, — продолжаю я, рассевшись. — И мороженое тоже. В большинстве населенных пунктов свой собственный медицинский центр. А еще сходят с ума по кошкам, даже выставки устраивают.
На протяжении всего этого повествования Вольф, не отрываясь, таращится на меня.
— Зачем вы рассказываете мне все это дерьмо? — угрюмо спрашивает он.
— Просто убить время. Мне неизвестно, какие новости до вас доходят.
Вольф хочет что-то сказать, но качает головой.
— Хватит. У меня есть вопросы, и хочу получить на них ответы.
Я устраиваюсь поудобнее.
— Спрашивайте.
Он наклоняется вперед, словно пытаясь пришпилить меня взглядом.
— Почему сюда послали именно вас?
Я смеюсь.
— Очень просто. Я оказался под рукой.
На его лице нет и следа улыбки.
— Не несите ерунду. Вы, несомненно, входите в близкое окружение Билла. В ответ на ваш предыдущий вопрос: я слежу за тем, что вы называете новостями. Вы в них не упоминаетесь.
Я снова смеюсь.
— Я не делаю ничего, достойного упоминания.
— Или же ничего, что просачивается в прессу.
— Вы переоцениваете мою важность. Меня послали, потому что я бросовый, большей частью я лишь историк. Во избежание ошибок прошлого и всякое такое.
Вольф качает головой, не веря мне.
— Я не дурак. Билли посылает здоровую, упрямую, дерзкую немецкую овчарку, и я должен поверить, что это какой-то дармоед? Если б вы были бросовым, вы бы оказались чихуахуа.
Я грожу ему пальцем.
— Да вы борец за породу, — выражаюсь я мягко.
— Избавьте меня от вашей душещипательной требухи, — раздраженно клацает Вольф. — Лучше быть большим, крепким и породистым, чем какой-то маленькой и слабой дворняжкой.
Я улыбаюсь.
— Мне понятно, на чем вы основывались, когда строили свое утопическое общество.
Уши у доберманов встают торчком, когда возвращается Хлоя вместе с Виолой Спунер. При виде человека их уши обвисают. Ноздри Вольфа расширяются, и он тревожно ерзает в своем кресле.
Я поднимаюсь, чтобы поприветствовать человека, и гостеприимно ей улыбаюсь.
— Спасибо, что присоединились к нам, госпожа Спунер.
Она нервно кивает:
— Не за что.
Я обращаю ее внимание на нашего хозяина.
— Представляю вам генерала Вольфа. Он ваш владелец de facto и, кажется, считает вас весьма ценным товаром.
Она откашливается, потом спрашивает:
— Наше мнение будет как-то учитываться?
— Нет, вероятно.
Она обращается к Вольфу:
— Я надеюсь, у вас хватит духу освободить нас из этого бессовестного заключения.
Он смотрит на нее — морда бесстрастна, тело напряжено.
— Вас не подвергают жестокому обращению.
— Не считая избиения, когда нас схватили. — Она касается рукой перекошенного лица. — Но с нами не обращаются надлежащим образом. Скверная пища, ограничение свободы, отсутствие медицинского ухода. Один из нас уже умер, а состояние остальных оставляет желать лучшего. Вы не имеете права так обращаться с нами.
Вольф щурится:
— Не имею права? В этом месте правлю я, и это единственное право, которое мне требуется. Я мог бы всех вас вывести наружу, расстрелять и оставить на корм стервятникам. И мой приказ будет выполнен немедленно, потому что слово мое — закон.
— Чувак, стервятников уже не осталось, — услужливо подсказывает Хлоя. — Вы их всех сожрали. Что до меня, то я предпочитаю жареную курицу. Ела вот две ночи назад, такую хрустящую, да еще с печеньем и спаржей. — Она качает головой. — Штука в том, что спаржу я люблю почти так же, как и курицу. Чудно, правда?
— Заткнись, — рычит Вольф, разозленный, что его угроза была столь искусно сведена на нет поразительной способностью Хлои применять свою непочтительность в качестве особого боевого искусства. — Я убью их, если не получу того, что хочу.
Я смотрю на него и развожу руками:
— Тогда мы вернулись к самому началу, так ведь? Вы до сих пор не сказали мне, чего хотите. Перестаньте тратить время на угрозы и назовите вашу цену.
Прежде чем заговорить, Вольф обдумывает свои слова, шевеля при этом челюстями, словно обгладывая кость. В его прикрытых глазах я вижу жадность, питающую его расчеты. И я уже догадываюсь, что он собирается потребовать — его желания продиктованы его положением, точно так же, как провалившийся в глубокую яму наверняка попросит веревку или лестницу.
— Я хочу… много чего. Я хочу, чтобы эмбарго было отменено и начались регулярные поставки продовольствия. Я знаю, что на моей границе концентрируются войска… — Тяжелый взгляд в мою сторону. — Я хочу, чтобы их отозвали и был подписан пакт о ненападении. Я хочу, чтобы отремонтировали сотовую связь. Это только начало списка.