В этот момент я почувствовал у себя под боком что-то теплое. На куске черного сатина дремала обнаженная женщина. До того как она открыла глаза, у меня было время рассмотреть ее. Не стану рассказывать, какова была она, — хочу сохранить этот образ для себя одного. Скажу лишь, что она была примерно моего возраста и в моем вкусе… даже каштановые волосы.
Она открыла глаза, в которых отразилось безмерное удивление, затем медленно поднялась, оперлась на локти, наблюдая, как над океаном появляются первые лучи солнца.
— Теперь нас двое, — произнесла она тем хрипловатым голосом, который я так хорошо знал. — Такое впечатление, что нас ждут целые века безумно увлекательной жизни. Но вместе с тем у меня какие-то странные ощущения…
— Ты хочешь есть и пить, как и все, кому удается избежать твоей власти, — сказал я, откупоривая и протягивая ей бутылку красного вина.
И только после того как она утолила жажду, я прижался к ее губам, чтобы напиться досыта.
Перевела с французского Злата ЛИННИК
© Alain le Bussy. La derniere dance avec la mort. 2011. Публикуется с разрешения автора.
Далия Трускиновская
Стелла Марис
Вон, вон он, петух, — показал дядюшка Сарво на еле видную искорку в небе. — Когда идешь проливом, сразу высматривай его при начале заката и с ним сверяйся. Береговым огням веры нет — помнится, эти сукины дети как-то плавучий маяк соорудили, так и таскали его вдоль берега. А церковь — дело надежное, куда она денется? И петух со шпиля не улетит. По нему всегда определяйся.
— Он весь целиком медный? — спросил Ганс.
— Я думаю, из медных листов склепан. Если цельный — сколько бы он весил? Шпиль бы под ним подломился. Понял насчет петуха? Учись, пока я жив. Теперь иди, лови Вредителя. Чтобы до темноты уже сидел в клетке!
Сплетенная из прутьев собственноручно дядюшкой Сарво клетка стояла тут же, на палубе. Высотой она была старому боцману по пояс. Вредитель, здоровенный попугай, купленный на Кренхольме у очень сомнительных ребят, шедших с запада на потрепанном галиоте[1], как всегда, взлетел на рей и умащивался там на ночлег. Снять оттуда драчливую птицу можно было только при помощи мешка, внезапно и ловко на нее накинутого.
Флейт[2] «Варау» возвращался с юга домой, в Аннерглим, с заходом в Герден. Впереди оставалось только одно препятствие — две длинные мели. Проход между ними указывал маяк, установленный бароном Вентерном. Но с маяком случались недоразумения. Дурные люди гасили его огонь, зато зажигали свой, да так правильно выбирали место, что судно, правя на фальшивый маяк, садилось брюхом на мель, тут-то и налетали на рыбацких лодках удалые молодцы с вымазанными сажей лицами.
Потом, от Гердена до Аннерглима, идти было совсем просто — не теряя из виду берега. До осенних штормов оставалось еще месяца полтора, солнце грело, но не припекало, так что эту часть пути матросы считали самой приятной, тем более что в Гердене брали свежую воду, зелень, овощи, свежее и копченое мясо вместо надоевшей солонины и пять дней блаженствовали, как на райском облаке.
Для Ганса это было первое плавание. Мальчишку отдала на флейт его мать, вдова капитана Сельтера. Она привела его, когда стояли в Виннидау, ожидая груза. Капитан Гросс был, видимо, предупрежден и принял Ганса без долгих разговоров. А команда побожилась, что никто его не обидит.
Сельтера помнили и уважали. Владелец «Варау» арматор Эрнст Схуттен был в каком-то давнем загадочном долгу перед Сельтером — то ли капитан его самого спас, то ли кого-то из родни. Экипаж понимал: если не вернуть такой долг сыну покойного, то прощай арматорская репутация.
— Придем в Герден, возьмем тебя в гости к старому Ансу Ансену, и к Фрицу Альтшулеру, и к Матти Унденсену, — пообещал дядюшка Сарво, когда Ганс притащил мешок с трепыхающимся и вопящим попугаем. — Это настоящие морские ястребы. Вот пусть они тебя благословят на морское дело. Всякий раз, заходя в Герден, будешь их навещать. У нас на «Варау» так заведено: кто-то к ним приходит, рассказывает новости, передает подарки. Я-то уже сам скоро к ним в кубрик переберусь. Вот только в Вердинген схожу, с сестрой и племянниками повидаюсь. А потом все, на вечный прикол.
К ним подошел Георг Брюс, молодой помощник капитана.
— Ну что, дядюшка Сарво, завтра — к нашим старичкам? — спросил он.
— Сколько раз тебе повторять: на воде нет «завтра», а если есть — то с оглядкой на Стеллу Марис. Когда Стелла Марис доведет до гавани — вот так говори.
1
Галиот(нидерл. galiot) — тип парусного судна. Появился в Голландии. получил широкое распространение в XVII–XVIII веках в рыболовных и военных флотах стран, расположенных в акватории Балтийского и Северного морей. Использовались галиоты преимущественно дли прибрежного плавания. Галиоты всех типов имели корпус голландского типа — плоскодонный, почти коробообразный в плане со скругленными носовой и кормовой оконечностями. Его основу составляли мощный киль и массивные форштевень и ахтерштевень. Чаще всего галиот был полуторамачтовым, но встречались одно- и трехмачтовые галиоты. Отдельные галиоты достигали в длину 30 м, в ширину 8,5 м и водоизмещения 500 т. (Здесь и далее прим. авт.)
2
Флейт — тип парусного судна. Первый флейт был построен в 1595 году в г. Хорне, центре судостроения Голландии, в заливе Зейдер-Зе. Длина этих судов в шесть и более раз превышала их ширину, что позволяло им ходить под парусами уже довольно круто к ветру. Впервые в такелаже были введены изобретенные в 1570 году стеньги. Высота мачт теперь превосходила длину судна, а реи, наоборот, стали делать укороченными. Так возникли небольшие, узкие и удобные в обслуживании паруса, что позволило сократить общее число верхней команды. На флейтах впервые появился штурвал, что облегчило перекладку руля. Флейты начала XVII века имели длину около 40 м, ширину около 6,5 м, осадку 3–3,5 м, грузоподъемность 350–400 т. Для самообороны на них устанавливали 10–20 пушек. Экипаж состоял из 60–65 человек. Эти суда отличались хорошими мореходными качествами, высокой скоростью и большой вместимостью и потому использовались главным образом в качестве военно-транспортных. На протяжении XVI–XVIII веков флейты занимали господствующее положение, на всех морях.