— Нам не хотелось бы сеять панику. Чем меньше людей об этом знают…
«О, ты думаешь, что я буду бить тревогу, любовь моя?» — вот что мне хотелось сказать. Но вместо этого я произнес:
— Лучше, если бы вы были откровенны со мной до конца, госпожа губернатор. Я понимаю, что наши жизни висят на волоске. Агрессивность аборигенов ошеломила меня так же, как и вас.
Ее рука соскользнула с подушки и переместилась на мое колено. И мое раздражение улеглось, едва зародившись.
— Вы правы, — согласилась Анетта. — Но эмиссары Флота стараются предотвратить войну.
— Вы пытались найти камни, пропавшие из Ожерелья?
— Это бессмысленная трата времени! — поспешно вклинился в разговор Анри. — Конечно, мы пытались. Даже назначили награду в миллион экви. Но если они попали к какому-нибудь коллекционеру, разве он расстанется с ними? Тело бессмертной богини, превращенное в бриллиант, которому восемьдесят, а то и все сто тысяч лет? Да ни за что в мире он их не вернет! Никогда! По крайней мере я бы не вернул…
— Месье Фербилон! — произнесла Анетта укоризненно.
Он воздел руки вверх.
— У меня нет этих камней, мадемуазель, и вы это знаете. Но если бы они были… Говорю честно, я бы отдал жизнь за то, чтобы они остались у меня. Не раздумывая. Такая добыча бесценна.
— Но я все равно не понимаю, почему монахи и пилигримы напали на вас, — продолжала госпожа губернатор. — Ведь, если я не ошибаюсь, Кешра тогда была еще жива.
— Да, но она уже умирала. Я был в трех шагах от нее, когда она выронила Ожерелье. Я почувствовал ее страх и отчаяние. Скорее всего, это и убило ее.
— Еще бы, Ожерелье давало ей силы и воплощало связь с предками. — Фербилон нахмурился. — Но это означает конец колонии.
— Как долго будут продолжаться беспорядки, месье Паладьер? — Анетта наконец-то задала главный вопрос.
Увы, ответа, который порадовал бы ее, у меня не было.
— Я не знаю. В последний раз Перемена случилась почти восемьсот лет назад. Тогда наша колония насчитывала всего полвека. Города не были защищены, и некоторые поселенцы поплатились за это жизнью. Но сведения о тех временах отрывочны и неполны. Кажется, смута длилась два года и закончилась Возрождением Богини.
— И что, всегда со смертью Кешры наступает хаос, а после ее Возрождения снова восстанавливается порядок?
— Да. Насколько я понимаю местные предания, речь в них идет о годах безумия и войн, сменяющихся столетиями мира и процветания. И это повторяется по кругу.
— Столетиями?
— Иногда пятьсот лет, иногда тысяча или две. Зависит от того, как долго проживет очередная Кешра. Но легенды картезиан почти не изучены. Строго говоря, лишь немногие из них записаны. Поэтому все мои предположения трудно подтвердить.
— Но мы знаем точное количество таких циклов?
— Да. Их было восемьдесят три.
— По числу камней в Ожерелье? — спросил Фербилон.
— Точно.
— Но если каждый цикл длится от пятисот до двух тысяч лет…
— То мы получаем культурную традицию продолжительностью, как минимум, в сто тысяч лет. Которую пара идиотов уничтожила за несколько часов. В угоду своей алчности.
Мы помолчали. Рука, окутанная голубым шелком, соскользнула с моего одеяла, и у меня засосало под ложечкой. Анетта волновала мои чувства — скорее всего, неумышленно и непроизвольно. В ее присутствии я испытывал величайший покой, и одновременно мурашки бежали по телу.
— В одной из ваших работ вы говорите, что у периодов хаоса бывали и благотворные последствия, — неуверенно произнесла она.
— Безусловно. Эти своего рода революции ломали отжившие политические структуры. Все общество приходило в движение, чтобы затем стабилизироваться в новых формах. Кроме того, тотальная вооруженная смута основательно перетряхивает генофонд популяции.
— Ну, может быть. Пока я вижу только смерть, кровь и насилие.
Она взглянула на Анри. Тот кивнул с печальным вздохом.
— Нам остается дожидаться известий из монастыря и надеяться, что найдут юную Кешру и Богиня возродится.
— Известия могут идти тридцать или сорок дней, — сказал Анри. — В это время года передвижение в горах затруднено снежными буранами и сходом лавин.
— Как только девочка будет найдена и доставлена в монастырь, это сразу снизит напряжение. А пока мы должны держать ворота закрытыми и соблюдать осторожность.
— Я думаю, мадемуазель, — сказал я, — что на этот раз наше положение серьезнее, чем кажется.
— Почему? — быстро спросил Анри.
— Новое рождение Богини может не произойти.
Анетта отпрянула, словно я ударил ее, но ничего не сказала. Я продолжал: