Сбитая с толку, Эдди покачала головой.
— Но если Сирил пойдет со мной, — продолжала Маэрлин, — его жизнь будет лучше, и жизнь твоего отца тоже. Вначале, конечно, все будет не так уж хорошо; твой отец станет злиться и беспокоиться, а мама плакать и отчаиваться. Они известят полицию, нас обоих начнут искать. Потом, когда нас не найдут, они какое-то время погорюют, но это пройдет.
«Она не может знать ничего подобного, — подумала Эдди. — О таком никто не может знать. Она все это выдумала!»
— В конце концов твой отец найдет утешение в работе, в обучении студентов. Твоя мама станет воспитывать оставшихся детей и тоже найдет себе цель в жизни. Эта нить не порвется. А Сирил будет жить с нами, и в этой своей новой жизни сможет использовать свой дар, вместо того чтобы потратить его впустую.
«А как же я? — подумала Эдди. — Ведь мама с папой будут винить меня! Они будут сердиться, что я не углядела за Сирилом». Ей вспомнилось, сколько раз она хотела, чтобы он куда-нибудь пропал, надеялась, что его отошлют прочь, мечтала, как она будет жить в собственной комнате и ей не нужно будет за ним присматривать. Они поймут, что она хотела избавиться от него — а значит, их обвинения будут справедливы. Ей захотелось вернуть назад все те мгновения, когда она желала, чтобы Сирил куда-нибудь делся.
Она не могла позволить Маэрлин забрать его. Это был единственный способ как-то компенсировать все эти отвратительные мысли.
— Что вы сделали с моим братом? — спросила она. — Что такое абита?
— Это такая маленькая штучка — устройство, которое приглушает некоторые его чувства, так что он… — Маэрлин вздохнула. — Это ему помогает. Без нее он будет постоянно подавлен тем, что видит, слышит и чувствует.
— Тогда зачем ему идти с вами, если вы можете сделать ему лучше итак?
— Потому что ему необходимо больше, чем просто абита, и он не получит того, что ему нужно, если будет продолжать идти по этой нити. Он не сможет использовать свой дар. И твой отец тоже не исполнит того, что ему предназначено. Сирил должен пойти со мной.
— Вы не можете забрать его!
Маэрлин наклонилась к Сирилу, взяла его за руку и подняла на ноги.
— Пойдем со мной.
— Нет! — Эдди бросилась на нее. — Оставьте его в покое!
— Аделаида…
— Вы его не заберете!
Маэрлин отпустила Сирила, схватила Эдди под мышки и швырнула ее на кровать. Эдди лежала потрясенная, не в состоянии шевельнуться, а Маэрлин снова протянула руку к ее брату. Ее левая рука сомкнулась на его запястье, в правой она держала свою плоскую серебристую коробочку. В стене возник проем; за ним открывались серые каменные ступени, которые вели к высокой стеклянной двери.
— Клубничная птичка, — проговорил Сирил.
— Прости меня, — сказала Маэрлин.
— Вы не можете его забрать! — Эдди заставила себя подняться и бросилась вслед за ними. Она ухватилась за Сирила, пытаясь оторвать его от Маэрлин, и вдруг ощутила ее руку у себя на плечах.
Пол под ними покачнулся; Эдди почувствовала тошноту и зажмурилась, боясь, что ее сейчас вырвет.
Земля под ее ногами успокоилась. Она разомкнула веки и увидела стеклянную дверь.
— Маэрлин? — прошептала Эдди.
— Все хорошо, — отозвалась Маэрлин. — Никто не причинит тебе вреда.
Эдди отвернулась от двери и увидела пустынный ландшафт; песок и скалы тянулись до горизонта, где высилось нечто, похожее на гигантские острые зубы.
— Я хочу домой, — сказала Эдди. Пусть только Маэрлин вернет их обоих домой, и она будет вести себя хорошо, и всегда присматривать за Сирилом, и никогда больше не захочет, чтобы его куда-нибудь забрали.
Когда она снова повернулась, стеклянная дверь скользнула в сторону. Перед ними стоял седоволосый человек.
— Что ты наделала?! — закричал он. — Ты знаешь? — повторил он уже спокойнее.
— Знаю, — ответила Маэрлин.
— Она не может остаться здесь, но и не может вернуться обратно по той же нити; теперь это невозможно.