— Я сказал им не приезжать, — пояснил Джефф. — И направил в другое место. Здесь они нам не нужны, — он обнял Диану за талию и повел ее к покрытому мхом склону оврага. — Я хочу побыть с тобой наедине. Вместе мы сможем изменить мир.
— Так ты… помнишь свой сон? — спросила Диана, взволнованная и немного напуганная. Джефф кивнул. — Здесь? — неуверенно уточнила она. Джефф снова кивнул. — Я расстелю одеяло.
— На нас будут смотреть деревья, ручей и одеяло, — торжественно произнес Джефф, раздевая ее. — Нас ждет акт космической важности.
— Рай на земле? — сказала Диана, опускаясь на одеяло и увлекая за собой Джеффа.
— Он наступит благодаря тебе, — Джефф водил руками по ее телу, едва касаясь кожи. — Ты же так любишь этот мир. И животных, и птенцов, и велосипеды. Ты сможешь.
Никогда еще Диана не испытывала такой любви ко всему сущему.
Они с Джеффом слились воедино, будто обретя общее тело и разум, а их мысли связали между собой неисчислимые боты. И тогда Диана поняла свою роль.
Взглянув на сосны, она приказала ботам двигаться дальше — за пределы Сети и коллективного разума человечества. Они заколебались, и Диана выплеснула на них поток очаровывающих, чувственных образов: лепестки роз, песчинки на пляже, пятна теней…
На это они среагировали — опережая лучи света в морских волнах, боты рванулись вперед, покидая человеческие машины и вплетаясь в бесконечную ткань мира, созданную природой. Несмотря на переход, боты сохранили связь с Джеффом, Дианой и жаждущими знаний людскими сознаниями, формировавшими коллективный разум и управляемыми им. Фрагменты мыслей устремились к камням, облакам и морям, прокладывая путь для их связей с человечеством.
Джефф и Диана сотрясались в экстазе, испытывая нечто куда более древнее и оглушительное, чем канонада фейерверков.
Охваченная мощной волной физических и духовных переживаний, Диана почувствовала всю планету, каждое живое существо, каждый камень во всех подробностях, будто они сделались частью ее самой. Она отдалась во власть ощущений, позволив волнам наслаждения сомкнуться над ней.
Позднее, когда прилив схлынул, она вновь очутилась на одеяле в лесу. Сосны смотрели на нее сверху и улыбались. Где-то внизу гудела Гея. Множество крошечных, добродушных сознаний жужжало и потрескивало в зарослях мха, в водоворотах ручья, в прикосновениях ветра, ласкавшего ее обнаженную кожу.
— Я снова стал самим собой, — сказал Джефф. Он приподнялся на локте и посмотрел на нее, уставший и расслабленный.
— У нас получилось, — медленно произнесла Диана. — Теперь каждый может поговорить с кем или с чем угодно.
— Что ж, тогда начнем вечеринку, — предложил Джефф, открывая бутылку вина.
Перевел с английского Алексей КОЛОСОВ
© Rudy Rucker & Eileen Gunn. Hive Mind Man. 2012. Печатается с разрешения авторов.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's» в 2012 году.
Критика
Сергей Шикарев
Великий уравнитель
Исследователи и историки жанра часто называют роман «Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли предтечей всей научной фантастики. Талантливая супруга знаменитого поэта и в самом деле предложила несколько замечательных тем, остающихся ключевыми в НФ по сию пору. Среди них — соотношение научного эксперимента и общественной морали, роль науки и ответственность ученого, фигуры создателя и его творения, а также природа человека и способы ее изменения, улучшения и преображения.
Согласно изложенной в эпосе древних индейцев Месоамерики «Пополь-Вух», боги создали людей из початков желтой и белой кукурузы. Это была уже третья попытка творения, и лишь она увенчалась успехом: древесные люди и люди, созданные из глины, оказались неудачными прототипами и были уничтожены.
Происхождение человека — неотъемлемая часть космогонических мифов, некогда разъясняющих интересующимся соплеменникам вопросы «жизни, вселенной и всего остального», как говаривал непревзойденный Дуглас Адамс. По мере замены архаичной мифологической картины мира научными знаниями менялись и представления о начале рода человеческого. Осуществлялись первые попытки объяснить феномен жизни, чтобы затем повторить опыт божественного творения. Так, Аристотель говорил о самозарождении угрей из ила, а средневековые алхимики не только занимались поисками философского камня, но и рассуждали о гомункулусах. Со временем размышления о природе живого и человеческого переместились из метафизических эмпирей в область физики и даже эксперимента.