Как прошла ночь, я не помнил. Кажется, мне все-таки удалось ненадолго забыться сном. На второй день Гара неожиданно задала очень полезный вопрос.
— Я слышу, — сказала она, — что ты очень хочешь спасти гуюков. С их уходом Вселенная действительно многое потеряет, но… почему ты так уверен, что они ошиблись в своих выводах?
Эти простые слова заставили меня еще раз как следует обдумать известные мне обстоятельства.
— Я вовсе в этом не уверен, — ответил я наконец. — Я сомневаюсь даже в том, насколько осуществима сверхзадача, которую они на себя взвалили. Объединить группы галактик в подобие вселенского разума — мне это напоминает беспочвенные мечтания кокаиниста. Похоже, духовно-этические убеждения гуюков находятся в конфликте с инстинктом сохранения себя как вида. При этом духовная сторона одерживает верх, но едва-едва…
— Мне это не совсем понятно. Поясни.
— Гуюки надеются, что кто-то из нас, чужаков, отыщет вескую причину, которая позволит им продолжать в том же духе. Чтобы собрать в одном месте несколько сотен или тысяч экспертов из разных миров, они потратили немало материальных ресурсов, не говоря уже о колоссальных энергетических затратах. Это, я считаю, является проявлением инстинкта сохранения. Но после того, как они нас собрали и изложили свою проблему, они не дают нам достаточно времени, чтобы найти решение — если, конечно, предположить, что решение существует.
— Хаксель говорила, что над проблемой работает множество разумных существ.
— Но даже для множества разумов времени слишком мало.
— Возможно, кто-то из экспертов умеет думать очень быстро.
— Хорошо бы…
Более тяжелого, гнетущего дня я не припомню. Даже Алекс, почувствовав мое настроение, забросил игры и бродил по комнатам грустный и подавленный.
К вечеру я совершенно извелся, ужасно жалел себя и готовился к новой бессонной ночи. Санни предложила мне помассировать шею — не самое любимое ее занятие, так как потом у нее всегда болят руки, но я нашел в себе силы отказаться. Пусть хотя бы она отдохнет, решил я.
Но Санни, видя, как я мучаюсь, не собиралась сидеть сложа руки.
— Слушай, — начала она, — я вдруг вспомнила, что ты сказал мне после того, как в первый раз побывал у тсф.
— Ну и что я такого сказал? — рыкнул я и сам же поморщился от собственного тона. Какой же я врач, если не умею держать в узде усталость и раздражение? К счастью, Санни не обратила на мой тон никакого внимания — во всяком случае, она не стала ни упрекать меня, ни выяснять со мной отношения.
— Ты сказал, что сумел вылечить пациентов-инопланетян только после того, как перестал твердить себе: мол, это все равно невозможно.
Я вздохнул:
— Понимаю, к чему ты клонишь, но в данном случае ситуация совершенно иная. Найти решение проблемы гуюков невозможно в принципе.
— Пусть так, но… Я еще никогда не видела тебя таким взвинченным, Алонсо. Если ты ошибаешься, и ответ есть, как ты сумеешь его отыскать в таком состоянии? Вспомни, что ты сам всегда советуешь, когда я решаю какой-то сложный вопрос. «Подумай над ним и забудь… Когда ты снова вернешься к нему, ответ будет ждать тебя готовенький». Отдохни, а твое подсознание пусть поработает.
Нет ничего хуже, когда к тебе возвращаются напыщенные банальности, которые ты сам когда-то изрекал словно пророк или гуру.
— И почему обязательно ты? — продолжала Санни. — Ведь решение может найти кто-то из твоих коллег-судей; не зря же Хаксель сказала, что их очень много и они из разных миров. Неужели ты считаешь их всех глупее себя?
— Нет, не считаю, — пробормотал я.
— Вот и отлично, — кивнула Санни. — Теперь ты видишь: у тебя нет никаких особых причин изводить себя и окружающих. Возьми какую-нибудь книжку, почитай и, ради Бога, постарайся хоть немного поспать. Завтра ты будешь точно знать, что делать.
Как бы не так, подумал я, а вслух сказал:
— Ты мудрая женщина, и я послушаюсь твоего совета, как и подобает образцовому пациенту. — И, поцеловав Санни на сон грядущий, я откинулся на подушку и вызвал на инфомат еще одну книгу о каббале. Не помню, как я заснул. Но до утра мне снились какие-то текучие огни.
Меня разбудил искусственный рассвет, заглянувший в окна нашей клонированной спальни. Не вставая с постели, я попытался отыскать в своем мозгу долгожданный ответ на все вопросы, но ничего не обнаружил. Очевидно, чтобы созреть, решению нужно несколько больше времени, чем одна ночь. Чего-то подобного и следовало ожидать, и тем не менее я испытал глубокое иррациональное разочарование от того, что мои (и гуюков) проблемы никуда не исчезли.