Я вскочил со скамьи и слегка поклонился.
— Таркос.
Мы разговаривали на галактисе. Я вполне прилично владею этим языком. Во всяком случае, уж точно лучше, чем она. Правда, это мало что давало: с суссуратийским именем человеческая гортань справиться не в состоянии. И все же я решил попытаться.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, госпожа Бриаатурсиасальянтиорметхессесс.
Суссурати принадлежат к четвероногим и передвигаются в большинстве случаев именно на четырех конечностях. Когда напарница шла ко мне по дорожке, я слышал громкий стук ее длинных когтей. Ее тело примерно шести футов длиной; короткий темный мех в области шеи расцвечен зелеными и желтыми пятнами, что напомнило мне боа. Добравшись до скамьи (приспособленной, кстати, под человеческий или, во всяком случае, под гуманоидный зад), она опустилась перед ней на корточки и сложила перед собой передние лапы, на каждой из которых было по семь длиннющих когтей, и сразу сделалась похожей на циркового медведя, который сгреб в охапку набор кухонных ножей. Глаза — пара маленьких черных и два больших зеленых под ними — испытующе уставились на меня.
— Меня зовут Бриаатурсиасальянтиорметхессесс.
Я снова поклонился.
— Да-да. Простите мое произношение.
Сделав глубокий вдох, я повторил попытку.
— Не так, — возразила она. Затем медленно повторила свое имя.
Хоть убей, на мой взгляд, я произносил ее имя совершенно правильно. Если, конечно, не принимать во внимание кучу шипящих, которых полно в каждом слове суссурати.
— Можно я буду звать тебя просто Бриа?
Черные глазки закрылись. Это выражало… видимо, недовольство. А может, досаду. Я не мог вспомнить точно. Изучать способы выражения эмоций у представителей иных рас с помощью интенсивного видеокурса — дело безнадежное.
— Это задание наверняка будет опасным, — сказала она. — Я доложила начальству, что не хочу работать с человеком.
— Что ж, спасибо за откровенность.
Она вывалила темно-красный язык поверх длиннющих, с мой палец, клыков. Возможно, ей был понятен человеческий сарказм, потому что эта трехсоткилограммовая туша соизволила пояснить:
— Вы, люди, опасны. Я тебя боюсь.
Я согласно кивнул:
— Ну да, конечно. Я слышу об этом постоянно.
На эту работу я не напрашивался.
Где-то год назад я сидел на кертианской станции в длинной комнате с низким потолком, которая служила здесь баром, не спеша цедил минеральную воду и ожидал посадки на рейс до Земли, где меня должны были отдать под трибунал, и тут к моему столику подошел человек в серой форме.
— Амир Таркос?
Я едва не отшатнулся от него, понимая, что ничего хорошего от этого типа ожидать не приходится. Я только что вернулся после весьма грязного дельца: сначала на Поргаторио, адском газовом гиганте в чертовой дыре Галактики, а потом на Верте — еще одном газовом гиганте и в такой же заднице. За год и два месяца, что длилась эта операция, мой экипаж умудрился трижды отличиться, причем все три раза не лучшим образом. Ответственность за два из трех инцидентов лежала на мне.
— Я Конор Мак-Доноу, — представился мужчина. У него и в самом деле был сильный ирландский акцент. — Можно присесть?
— Если найдете куда.
Он ткнул пальцем в карманный компьютер, и прямо из пола вырос стул.
— Вы поняли, кто я?
Я кивнул. Хотя я первый раз видел такую форму на человеке, но серый цвет и эмблема на груди в виде грех треугольников были известны всем.
— Вы предатор… То есть, я хотел сказать, гармонизатор.
— Да. В Корпусе всего восемнадцать землян, я один из них.
— Слушайте! Я знаю, что по уши в дерьме, и меня ждет военный трибунал. И даже понимаю, что я позор космофлота, притча во языцех, и так далее, и тому подобное. И все же никаких преступлений против Законов Жизни я не совершал.
Он остановил поток моего красноречия одним лишь взглядом своих голубых глаз, от которого мне стало совсем не по себе.
— Конечно, не совершали. Собственно говоря, я здесь не по этому поводу. Наш разговор, гм-м… не официальный. В данном случае, я выступаю как вербовщик, и у меня к вам только один вопрос: не хотите ли вы поступить в Корпус?
Я размышлял над этими словами очень долго. Сначала чуть было не ляпнул, что это вовсе не смешно. Потом мне захотелось узнать, в чем подвох. Примерно через минуту мне пришло в голову, что самым разумным было бы потихонечку смыться. Затем я решил, что делать это нужно как можно быстрее. И все это время я бестолково шевелил губами, словно вдруг разучился говорить. Наконец смог выдавить: