— Да-да, я здесь. Не бойся, детка, все будет хорошо.
Первая Дань приподняла голову.
— Мне н-нужно знать.
— Что ты хочешь знать?
— Это и есть т-то, о чем мы вчера говорили? Это и есть бешенство?
Корт протерла подбитый глаз, и напрасно — запекло еще пуще, рука-то грязная.
— Не совсем. Тут, девочка, было кое-что еще.
— Что именно?
Советник была не прочь ответить, но просто не нашла подходящих слов. К тому же свое дело она уже сделала. Поэтому Андреа лишь погладила нечеловеческого ребенка по кожистому гребню над глазами и встала, высматривая движение в небе.
Фарр сыпал ругательствами. Веял ветерок, и был он добрее всего, что случилось на этом острове за последние минуты. Она прижимала длинную прядку к щеке, да та и сама держалась, угодив в пятно подсыхающей крови. Сколько еще ждать? Андреа была готова оставить надежду, но тут наконец из-за холма появились двое, их головы маячили подобно восходящим спутникам над округлостью планетарного горизонта.
В одном из зиннов Андреа узнала Кормильца Узников, другого она видела впервые. Оба остановились на порядочном расстоянии, как будто боялись попасть в пределы досягаемости Фарра и Корт.
Еще бы им не бояться. Фарр и Корт — самые опасные существа на этой планете.
— Ваша фотир получила травму, — сообщила Андреа. — Досталось и заключенному. Обоим нужна медицинская помощь.
— Я не слепой, — ответил Кормилец Узников. — Способен понять очевидное. А вы не сделали того, что пообещали сегодня утром, когда связались с нами. Вы не довели демонстрацию до конца.
— Я не позволила подонку расправиться с девочкой. Убивать его при этом не понадобилось.
— Вы всего лишь отсрочили неизбежное. Не забывайте, мы взяли на себя ответственность за благополучие Саймона Фарра. Его ждет ускоренное лечение, да и фотир сможет ходить уже к концу дня. Первую Дань снова привезут сюда и оставят в его полном распоряжении.
«Зря я выбросила железку», — с тоской подумала Андреа.
— Какие же вы сволочи!
Кормилец Узников склонил голову набок, потом в другую сторону — наверное, на его месте человек пожал бы плечами.
— Мой народ так или иначе получит то, ради чего велся торг. Не от Фарра получит, так от вас.
Еще ни разу Андреа не чувствовала себя такой беспомощной. Даже в восемь лет, когда подчинялась необъяснимым порывам. Даже в тюрьме дипкорпуса, где провела остаток детства в качестве лабораторной крысы. Даже на дипломатической службе: твоя жизнь, сказали ей, принадлежит нам, и уже никогда тебе не быть хозяйкой собственной судьбы.
Пришло время исполнить свой долг. И сделает она это не в отчаянной смертельной схватке, а подчиняясь холодному расчету. Понимание неизбежного давило на душу тяжким камнем.
— Ладно, — сказала Андреа через секунду. — Будь по-вашему, если нет другого способа спасти Первую Дань. Но зарубите на своих носах: повторения не последует. Так что какой смысл держать меня в вольере?
— При вашей-то репутации вряд ли можно надеяться на лучшее место обитания, — сказал второй зинн, чьего имени Андреа не знала.
— Лучшее место обитания — любое, где нет вас.
— Коли так, вам, наверное, следует исчезнуть отсюда. А мы вылечим мистера Фарра и продолжим эксперимент в соответствии с первоначальным замыслом.
— Исключено! — отрезала Андреа. — Фотир моя подруга, но я ценю и собственную свободу. Я покажу то, что вы хотите увидеть, вот только чем бы это ни кончилось и какие бы угрозы ни оставались у вас в запасе, манипулировать мною не удастся. И для начала вы пообещаете, что жизнь Первой Дани впредь не подвергнется опасности.
Зинн, который не назвался, пожал плечами.
— На самом деле существенной разницы нет. Если вы сделаете то, что нам нужно, а мы в уплату пощадим Первую Дань, у нас хватит средств, чтобы приобрести других людей-убийц. Такие, безусловно, найдутся. Мы обеспечим их и жильем, и нашими детьми, специально подготовленными для опытов подобного рода.
Андреа не спросила, на кой черт это нужно. Ей уже был известен ответ, он горел в крови невыдыхающимся, невыводимым ядом.
— Помешать этому я не в силах. Но спасти одного ребенка все-таки могу.
— Допустим, но не нужно внушать себе, будто вы оказываете ему услугу. Первая Дань не выполнит своего предназначения. И если она не умрет сегодня, вся ее жизнь пройдет в позоре.
— А меня жизнь если чему и научила, — возразила Андреа, и впервые за весь разговор ей изменил голос: слова, предназначенные для Первой Дани, прозвучали нетвердо, — так это тому, что и в позоре можно век вековать. У него даже плюсы есть: например, волей-неволей пробуешь сосредоточиться на важном. Иной чистюля слишком высокого о себе мнения, а это не идет на пользу делу.