— Плавание. Хорошо, я запомню. Еще что-нибудь напоследок?
— Еще хочется тактильного порно, — с похотливо-томным вздохом проговорил он, — но это, наверное, входит в пункт насчет нейрозаписей. Вы бы не согласились посодействовать, а? Готов данную просьбу поставить в начало списка.
На это Андреа просто не ответила.
— Еще один вопрос, и я ухожу. Мы это уже обсуждали, но чувствую, проверить не мешает.
— Валяйте.
— Когда я завизирую договор, вся ответственность за вашу жизнь и здоровье перейдет к зиннам. Никакие учреждения Конфедерации более не получат к вам доступа. Вполне возможно, вы больше не увидите собрата по человеческому роду. Вы действительно к этому готовы?
Фарр ехидно улыбнулся.
— Думаете, помру от одиночества?
— Прошу не забывать, что я ваш адвокат. Постарайтесь усвоить, что вопросы я задаю, исходя из ваших интересов, и будьте любезны отвечать без фиглярства.
От социопата наподобие Саймона Фарра очень трудно добиться эмоциональной прямоты. Такие люди раскрываются лишь в тех случаях, когда честность сулит им выгоду, когда правда — единственный способ получить желаемое, не прибегая к убийству.
Последовал кивок, почтительный лишь на вид — Фарр знал о великой силе уважения. Андреа была готова получить порцию льстивого трепа, однако услышала нечто совершенно иное.
— Советник, вот что я вам скажу. Я ведь худший из худших. Меня всегда держали отдельно от прочего тюремного сброда. Очень уж много со мной хлопот: то дерусь, то скандалю, то кого-нибудь травмирую. На последней киче вообще в одиночке заперли: прогулка только полчаса в день, и то под конвоем. Я там изловчился надзирателю морду порезать, вот и угодил в изолятор. Пять лет меня кормили через дырку в самом низу двери, и ни слова доброго, кроме приказов топать в камеру. Никто не приходил на свиданку посочувствовать, послушать жалобы сидельца на паскудную жизнь. Впрочем, это мне вовсе без надобности. Запас привилегий «тоже человека» я исчерпал давно и скажу откровенно: до того привык без них обходиться, что даже этот разговор для меня — просто лишний геморрой.
— Вы бы так не расстраивались, — сказала Андреа, — если бы отдавали себе отчет, что подобных разговоров больше не будет.
— Ну, это едва ли. Сколько помню себя: чтобы получать желаемое, приходилось так или иначе договариваться с людьми. Когда чалишься в тюряге, договариваться труднее, а получать удается меньше. Эти жуки, зинны, просто предложили мне более выгодную сделку. Трудозатраты поменьше, доходы повыше. Ей-богу, непонятно, о чем тут можно жалеть. Ну, может, о том, что вы, люди, не создали бы для меня таких райских условий.
Похоже, Фарр говорил вполне откровенно. Конечно, еще больше оставалось невысказанным; для таких, как он, абсолютная честность — проявление слабости. Андреа надеялась, что сокрыто не самое главное.
— Посмотрим, что можно устроить. Спокойной ночи, мистер Фарр.
— Канай отсюда на хрен, советник Корт, — сердечно напутствовал свою защитницу заключенный.
Через несколько часов браслет сыграл побудку. С превеликим наслаждением Андреа помылась в душе настоящей водой — для женщины, выросшей на орбите и привыкшей к ультразвуковым очистительным процедурам, это было редкостной роскошью. Потом она повозилась перед зеркалом, зачесав единственную длинную прядь так, чтобы она плотно прилегала к правой щеке. Тут разом и мрачная шутка для понимающих, и публичное уведомление о пережитой боли — прядка пересекала лицо на манер шрама.
Позавтракала она тем, что нашлось в комнате. Обошлась без горячего, зато не надо в посольском ресторане торчать у всех на виду. Нарядилась в черный костюм — она вообще предпочитала строгую одежду — и пошла встречаться с Вальсик на крыше комплекса. Оттуда зинны повезут их в будущую тюрьму Фарра.
Вальсик уже была там, щурилась, высматривая зиннский флаер в утреннем небе. И выглядела даже воинственнее обычного: ритуальные шрамы подкрашены кроваво-алым, отчего некоторые из них и впрямь кажутся сочащимися ранами.
— Советник, доброе утро. Я уж беспокоиться начала. Еще пять минут, и послала бы кого-нибудь поторопить тебя.
— Это было бы ошибкой, — проворчала Андреа. — Во-первых, вы прекрасно знаете, что я не опоздала. Во-вторых, у меня есть четкий план подготовки к рабочему дню, и в нем не учтена пустая болтовня с вашими шестерками.