— Ну хоть отдохнем, — говорит он. — Желаю успеха и разрешите завершить разговор.
— Продолжай нести службу.
Как все плохо-то. Сразу позвонить в агентство — или до вечера помучиться? К концу рабочего дня они обязаны сообщить мне плохие новости и объяснить, что будет дальше. Я ведь должен что-то людям сказать. Бедные мои люди…
Аттракторы обычно смолоду подозревают, что необычным образом привлекательны, но реагируют на это очень по-разному.
В девяти случаях из десяти они не успевают нормально сжиться со своим даром — аттракторов сильно давят в семье, подрубают самооценку, вколачивают комплексы, иногда ломают психику необратимо.
Мне повезло в этом смысле: я не трактор, а тракторист. Меня тоже ломали, но я умею влюблять в себя все, что шевелится, вполне осознанно. Такого не доломаешь. А трактор просто несет миру тепло и свет. Пока до трактора дойдет, насколько он особенный, его уже мама с папой два раза убедили, что он лузер и его место в прихожей на коврике. И он вырастает либо очаровательным лузером, что случается, увы, редко, либо мрачным чудовищем, направляющим всю энергию на саморазрушение. Каждый второй трактор — суицидник.
И вот таких сложных людей мы, трактористы, буквально на себе вытягиваем, за счет своих нервов и способности любить, просто любить. Ну и как я после этого оставлю бригаду на произвол судьбы? Никак.
Яценко, между прочим, в детстве на руках носили и облизывали. Я про него много знаю, едва ли не больше, чем он сам. Яценко был очень счастливым ребенком. Может, в этом все дело? Правда, он вырос не особенно счастливым мужчиной, но какой шикарный экземпляр!
Вот к нему я отношусь как к функции. Он для меня не трактор. Что-то другое. Я могу ему чисто по-человечески сочувствовать — примерно как Бобику… Но не смогу полюбить. Он для этого слишком любит себя. Не то что мои бедолаги.
Кстати, Яценко презирает мою бригаду. Это он отдельно высказал в последнюю нашу встречу: Владимир, неужели вы всерьез думаете, я буду работать с вашими убогими?.. Я только усмехнулся — и пожалел несчастного. Всех-то мне жалко. Бобик за такие слова в морду сунул бы.
Бобик, снова Бобик. Какая тут связь?
Ну да, жалко Бобика. Тухло ему сейчас, и окружающим я не завидую…
Стоп!
Нет, ну так нельзя. Это будет, как говорится, неспортивное поведение…
Звонок в правом ухе.
— Володя, говорить можешь?
— С тобой, дорогой шеф, всегда.
— «Мономах» не продлил контракт.
— Знаю.
— Откуда?
— Ну так я в «Мономахе» который год. Скажи пожалуйста, есть по моей бригаде какие-то планы?
— Через месяц автосалон, потом осенью книжная ярмарка, пока это все.
— То есть постоянной работы…
— Нет и… Давай честно, до конца года я ничего для вас не вижу.
— Вот она, молодая шпана, что сотрет нас с лица земли… — тяну негромко как бы в сторону.
— В смысле? — настораживается шеф.
— Поговаривают, что в «Золотой век» взяли молодого одиночку.
— Да, такой Акопян, ты его не знаешь. Способный парнишка.
— Наш Акопян?
— Какой наш, почему наш? Ты все-таки знаешь его?
— Я спрашиваю — это ты его «Золотому веку» продал? Сделка прошла через наше агентство?
— Ну и что? — интересуется шеф агрессивно.
Стыдно ему, значит. Начальство всегда злится, когда ему стыдно.
— Никаких проблем, шеф. Не забудь — автосалон и книжная ярмарка за мной, ты сам сказал.
— Естественно, Володя, это вопрос решенный. Слушай, ты своим пока не говори, ладно? Вы до конца дня должны отработать, а то с «Мономаха» станется нам неустойку выкатить.
— У меня с «Мономахом» большая человеческая любовь, — говорю. — У нас с ним серьезно.
— Ты там выпил, что ли, с горя? Брось, Володя, уж тебе-то мы всегда… Обещаю. Даже не думай. С бригадой, честно скажу, трудно будет. Ты ее готовь потихоньку к переходу на разовые заказы. Но твое персональное будущее, прости за пафос, безоблачно. Ты уникальный специалист, другого такого нет. Куда мы без тебя.
— Спасибо, дорогой. Я это ценю. Все будет нормально, обещаю.
— Точно? Володя, что-то я волнуюсь. Заезжай-ка вечером в офис. Посидим, поговорим, как в старые добрые времена…
— Спасибо большое, но мне надо с «Мономахом» по-доброму разойтись, а то мало ли, как все сложится. Значит, сидеть и говорить я сегодня буду здесь.