Хефрэ уже подумывал заменить Хеси на этой должности, как вдруг скульптор словно очнулся от «творческого сна». Длительный застой сменился бурной деятельностью. Из его рук с необыкновенной быстротой выходили в свет скульптуры одна лучше и оригинальнее другой. Из дерева и глины, алебастра и гипса, диорита и гранита.
Сутками он сидел дома и самозабвенно трудился. Да иначе и не справиться с этим. Никого не пускал он в свою мастерскую, но это уже право художника...
Наконец царь заговорил вновь:
— Нет, Хеси. Это будет несправедливо. Поговори с ним. Если Мериптах согласится, тогда ты будешь руководить строительством его Шесеп-анха.
— Мудры слова твои, Хем-ек!
— И еще, Хеси, это будет, если найдется Апис...
— Злые люди похитили его, Хем-ек.
— Или боги отвернулись от тебя?
Хеси прижался к полу, не смея перечить. Исчезновение алебастрового Аписа было столь таинственно и для Хеси, что вельможа до сих пор не мог придумать приемлемого объяснения.
Единственное, что было в его силах, — это свалить ответственность на Хену, в храме которого все произошло. Однажды он сделал это в личной беседе с царем и даже преуспел, но фараон все еще не удовлетворился, тая в своей голове мысль опасную и только сейчас высказанную им вслух...
— Ступай, Хеси.
— Да продлят боги дни твоего земного бытия, и будешь ты жив, цел, здоров!
12
Чаще всего Рэура и Мериптаха можно было видеть на палубе беседующих у макета скалы и красивой глиняной скульптуры.
— Учитель, — сказал Мериптах в первый же день их отбытия из города Абу, — у меня новый, совсем новый замысел...
— Слушаю, Мериптах.
— Ты знаешь, Учитель, что означает Та-Мери?
— Земля возлюбленная. Хорошие, добрые слова, Мериптах!
— Согласен, Учитель. Я хочу своей скульптурой изобразить Та-Мери... Мой лев будет спокойным, смирным. В этом я вижу счастье Кемта. Наша страна должна быть могучей, как лев, умной, как человек, и всегда желать мира! Будет не Шесеп-анх, а Та-Мери...
— Боги говорят твоими устами, Мериптах!
— Если лев каждого государства будет мирным, тогда никто не познает бедствий войны!
— А что скажет царь?
— Это я скажу ему, Учитель... Я скажу, что у него уже нет врагов — он всех победил. Перед ним — трепещут. Спокойная поза моего льва означает величие царя, его силу, объединяющую обе земли. Еще скажу, что царь — это Кемт, а Кемт — это царь!
Наверное, всему есть конец, — восторженно произнес Рэур, прижимая к своей груди любимого ученика. — Но нет, думаю я, нет конца человеку! Я сам поговорю с царем, Мериптах, сам...
Они обсуждали всякую мелочь, опасаясь непредвиденных трудностей в будущем. Тяжело груженная барка медленно двигалась на север, но дни проходили для них быстро. Они перебрали вдвоем десятки вариантов, все упрощая образ Та-Мери и придавая ему необходимую строгость и стройность.
— Я вовремя лишился зрения, — однажды с горькой усмешкой заметил Рэур.
— Не понимаю, Учитель.
— Теперь царь разрешит мне снять с его лица маску, а тебе будет легче добиться точного портретного сходства, — пояснил Рэур.
Мериптах не ответил.
— Но лучше поговорим о деле, — продолжал Рэур. — Нужна еще одна скульптура из глины. Только большего размера. Для рабочих.
— Ты прав. Учитель, прав, — согласился Мериптах.
Полтора месяца длилось их плавание от каменоломен Юга до Белых Стен. И у них — ни минуты свободного времени. Весь свой опыт передавал Мериптаху его учитель.
— Такую скульптуру, — сказал Рэур, — нельзя сделать одному человеку. Не сумеет ее сделать толпа людей. Вылепим большую модель, Мериптах. Потом рассчитаем. Потом — будем резать ее на части. Каждую часть дадим одному из отрядов рабочих с камнерезом во главе. Сейчас мы можем наметить все — только лицо оставим... Пока я не сниму маску с лица Хемефа...
— На сколько частей разрежем модель?
— Это самое трудное, Мериптах. Надо, чтобы рабочие не мешали друг другу. Еще — чтобы их не было мало. Еще, Мериптах... Эта скала имеет слои по горизонту, линии, их разделяющие, словно трещины.
— Да, Учитель. На копии скалы, что я сделал из глины, все нарисовано.
— Тобою сказанное отрадно. Одну из этих трещин — там, где будет лицо, — ты используешь, чтобы сделать рот царя. Понял?
— Да, Учитель.
— Найди ее — пусть эта линия станет основой расчетов, Мериптах.
— Нашел, Учитель...
— Тому, кто нашел, есть что терять. Три раза по три проверь!
И снова они считали и пересчитывали пропорции будущей скульптуры, прикидывали число рабочих, недостающий материал, где его взять, как доставить.
НОЧЬ ЧЕТВЕРТАЯ, все еще темная, хотя кое-что и проясняется...
1
Месть — опасное чувство. Человека горячего ослепляет, опустошает, лишает речи. При уме холодном — наделяет коварством, терпением, внешним спокойствием.
Именно месть привела Кара к везиру. Фокусник был человеком необычным, известным в столице, и везир принял его без промедления.
— Сенеб, хранитель истины, благодарю тебя за внимание.
— Сенеб, Кар, рад видеть тебя счастливым, — милостиво ответил Иунмин.
— Слышал я, что Хем-еф повелел наградить нашедшего алебастрового Аписа золотом доблести?
— Говори, Кар, — насторожился везир.
— Соизволь призвать главного жреца Хену, скульптора Хеси, мастера Сепа.
— Сепа тоже?!
— Тоже.
Везир удивился. Распорядился. Любопытен он. Да и день сегодня пустой, точно гнилой орех. Не худо бы поразвлечься. Пока посланные исполняли приказание, Кар не торопясь поведал странную историю. Жадный до слухов вельможа получил целую гроздь подробностей и мысленно отрывал их, словно виноградинки, одну за другой, как бы любуясь и предвкушая дальнейшее удовольствие...
Вызванные вели себя по-разному. Хену — сумрачен и неразговорчив. Хеси по обыкновению учтив и краток. Сеп — многословен и пусторечив.
— Сен-н-неб, лю-лю-бим-мец ца-цар-ря, — тянул он. — Я ж-ж-ду т-твоих пр-ри-ка-а-за-а-ний.
Ничто не выдавало волнения в нем, предчувствия беды. У Кара невольно сжались кулаки.
— Хену, — сказал везир, — ты озабочен поисками алебастрового Аписа, пропавшего из храма?
Жрец кивнул.
— Хеси тоже? Это же работа твоих рук...
Хеси горестно склонил голову.
— А я п-пр-ри-ч-чем? — удивился Сеп.
— Ты будешь свидетелем, — пояснил везир.
Сеп хлопнул себя по ляжкам и развел руками в знак вынужденного подчинения.
— Кар обещал нам помочь, — объявил везир.
Хеси посмотрел на фокусника с откровенным недоверием. Хену безразличен, его мозг еще не успел уяснить смысл услышанного. Сеп — с уважением повернулся к Кару.
— Напиши, Хену, напиши свое желание на папирусе, — попросил Кар.
Жрец трудился долго и сосредоточенно. Кар взял у него записку, тщательно свернул ее несколько раз. Щелкнул пальцами, и в руке у него появилась эбеновая шкатулка с малахитовым «глазом Гора» — древним талисманом — на одной из боковин.
Наступило всеобщее молчание, и вдруг... шкатулка заговорила. Глухой голос доносился, казалось, из самой ее глубины:
— Знаю желание досточтимых мужей...
Все невольно отшатнулись, переводя взгляды со шкатулки на Кара и обратно. Фокусник невозмутим. Слегка приоткрытые губы его оставались неподвижными, а голос из шкатулки тем временем продолжал:
— Поднимитесь все... Неси меня, Кар, в Город мертвых...
Хеси схватился за сердце, — видно, нервы избалованного вельможи сдали, и он оглянулся с явным намерением остаться, но везир жестом пригласил его следовать вместе с ними.