Выбрать главу

Известие о том, что Хефрэ, земное олицетворение бога Хора, объявил себя еще и «сыном Рэ», — смутило Хену, а вскоре вызвало глухую ярость и беспокойство.

Нашлись и единомышленники...

Сегодня они были гостями Хену и собрались в одной из потайных комнат его храма. Это Главный жрец священного быка Аписа, покровителя Белых Стен, — престарелый Инхеб; справа от Главного скульптора царя — заместитель знаменитого Рэура, тридцатипятилетний баловень судьбы, троюродный брат царя — Хеси и один из жрецов Птаха — Небутеф, человек преданный и исполнительный.

Поводом для разговора была судьба священного быка Аписа, в котором «жила» душа Осириса. Животному исполнилось двадцать восемь лет. В этом возрасте погиб Осирис, и по традиции быка следовало заменить.

Задача труднейшая. Чтобы признать нового бычка священным, нужно было найти в нем двадцать восемь особых признаков (определенной формы и цвета пятна и прочее). И хотя в поисках принимал участие порой весь Кемт, бывало, что храм Аписа пустовал десятилетиями...

В данном случае на примете имелось подходящее животное, но Хену, прослывший строгим ревнителем веры, воспротивился, и тут уж никто ничего не мог поделать.

— Мне жалко Аписа, — вздохнул Инхеб. — Умертвить его не смогу я.

— Я сделаю это, — успокоил его Хену.

— Спасибо, дорогой друг, — повернулся к нему Инхеб. — Жаль мне, что храм будет пустовать. Жители Белых Стен не привыкли к этому...

— Храм не будет пустым, — вкрадчиво произнес Хеси. — Признаюсь, в свободное время, втайне от других, высекал я из алебастра скульптуру Аписа. Я... могу уступить ее.

— О боги! Ты добрейший человек, Хеси! — воскликнул Инхеб.

— Владыка Обеих Земель разрешил, — с улыбкой добавил жрец Небутеф. — Сам Хену разговаривал с ним.

— Сколько ты хочешь за скульптуру, Хеси? — спросил Инхеб.

— Немного, — подумав, ответил Хеси и назвал цену, от которой у старика захватило дыхание.

Торг длился долго, в изысканных выражениях. Трое осаждали одного.

— Семь месяцев работал я, — перечислял Хеси свои расходы. — Весь мой дом подчинился этой скульптуре... Десять юных наложниц услаждали меня, дабы я не терял художественного вкуса... Повара готовили особую пищу, чтобы тело мое общалось с богом, образ коего я создавал.

— Не забудь включить сюда содержание быка, с которого ты высекал скульптуру, и его стоимость, — напомнил Небутеф.

— Почему же стоимость? — удивился Инхеб. — Содержание — другое дело...

— Животное умерло от переутомления, часами стоя передо мной, — пояснил Хеси. — Надо включить сюда еще работу моего помощника, точильщика инструментов, Сенмута. Стоимость десяти глыб камня, которые доставили мне, но они оказались с трещинами внутри... Расходы по их вывозке на свалку...

— Смотри, Хеси, смотри, не забудь особую плату, — сказал Небутеф, — за то, что ты один из немногих скульпторов, имеющих право высекать изображения богов!

— А за свой личный труд я ничего не прошу, — скромно добавил Хеси. — Пусть это будет моим даром храму, Инхеб.

— Соглашайся, — сказал Хену. — Я тогда еще сам разрублю твоего Аписа согласно ритуалу.

— Хорошо, — сдался Инхеб, больше всего на свете боявшийся роли палача животного, которого успел полюбить...

— Наш владыка Обеих Земель повелел разъяснить народу Кемта, что он прямой потомок Рэ, — бесстрастно произнес Хену, давая понять, что с первым вопросом покончено и можно поговорить о другом. — Что скажешь ты, Инхеб? Не думаешь ли ты, что жрецы храма Рэ в городе Он займут при дворе, да и среди народа такое положение, которое затмит наше?..

Но тут они заговорили совсем тихо...

4

Друзья расположились вокруг костра, отвоевавшего у ночи уголок света и тепла. Смуглая, с редкими в Кемте синими глазами Туанес прижалась к мужу, молодому столичному скульптору Мериптаху.

Напротив нее нежился серый в «яблоках» охотничий кот Миу. Рядом с ним — его хозяин, весельчак и силач Кар.

Удивительный человек! Он и Мериптах — «сыновья» одного учителя — Рэура. Однако Кар по-своему воспринял мудрость учителя и стал фокусником, а не скульптором.

Туанес, дочь смотрителя Великой пирамиды Хуфу, — да живет он вечно! — знала их обоих с детства. Кар был заметным мужчиной. Пожалуй, только три человека в Кемте обладали таким ростом и физической силой: Кар, его приятели — телохранитель царя Унми и Главный жрец Птаха, сорокалетний Хену.

Мериптах не похож на них. Он среднего роста, удивительно стройный, курчавоволосый, с красивыми и тонкими чертами лица. Уступал он им и в силе, зато отличался необъяснимой нежностью. Порой его черные, как угольки, глаза светились так необычно, что у Туанес захватывало дух и она готова была готова на все, лишь продлить такие мгновенья.

Они приплыли сюда в дельту, в заросли Гошен, на тростниковой лодке, чтобы нарезать гибких стеблей папируса и изготовить из них бумажные ленты для чертежей и записей. Таково задание Анхи, старшего брата Мериптаха, архитектора и строителя нижнего заупокойного храма царя. А Кар присоединился к ним — поохотиться.

Мериптах сидел лицом к неразрушимым звездам севера, в которые превратились души умерших царей. Кар расположился напротив, и казалось, будто Нога быка и Бегемотиха лежали на его плечах.

Ах, как занимательно рассказывал Кар, как владел он мудрым даром богов — умением покорить окружающих одними словами!

— Никогда не увидите вы этот оазис, — рассказывал бывалый охотник. — Нашел я его населенным зверями в год, что недавно уступил нынешнему. Сперва узнал дорогу, потом пошел по ней. Провел я там три дня совсем один, при небе пылающем. Гораздо лучше увидеть это место, чем слушать о нем. Я не боялся того оазиса, потому что я ловкий. Сперва я добыл огонь, сделал жертву всесожжения богам. Потом отдыхал, чтобы собрать силы, необходимые охотнику. Действовал я как змея пустыни, не боялся одиночества ночи.

— Верно, Кар, — восхищенно заметила Туанес, — ты действовал как змея пустыни.

— Ты царь слова, Кар, — чуть сдержаннее подтвердил Мериптах, в общем одобрявший умение друга подчеркнуть свое достоинство, что приличествует мужчине.

— Да, после был я награжден во дворце, — согласился Кар. — Вельможи восхваляли меня, а я нашел их знающими толк в охотнике. Я всегда умею поступить правильно, у меня острые глаза, два чутких уха, быстрые ноги, крепкие руки. Слушая голоса оазиса, я отгадывал его жителей, места, где они прятались.

— Кто же там живет, Кар? — торопила Туанес.

— Многие звери того оазиса ушли на Запад, в Страну мертвых. Ведь у меня были длинный лук, острые стрелы, — скромно пояснил Кар. — Дикого быка поразило копье мое, еще зайцев трижды по пять, страуса три, козлов четыре. Антилопам я счета не вел...

— Только и всего? — с деланным разочарованием произнес Мериптах, переведя взгляд на Туанес и любуясь отблеском в ее потемневших от ночи глазах.

— Не заблуждайся, Мериптах, — возразил Кар. — Один из этих дней, наступивши, дал мне множество приключений... Увидел я зверя: у него четыре ноги, голова птицы, два крыла, точно такие, как у сокола.

Мериптах напрягся от странного удовольствия, овладевшего им, и даже жестом или непрошенным движением опасался помешать рассказчику.

— Затем, — продолжал Кар, — я видел павианов, шумно приветствующих утреннего Рэ. Я, умный, успел завязать свой пояс узлом, ведь все знают, что это верный амулет, означающий жизнь. Еще успел я нарисовать на песке глаз Хора — такой, как показывал нам учитель, — символ благополучия... Затем увидел я змею пустыни. Она ела лягушек, что тут же родились из ила возле источника. Потом к воде пришли львица с головой ястреба, на конце ее хвоста рос лотос...

— О боги! — воскликнула Туанес, потирая ладонью магическое изображение глаза на своем золотом браслете.