— Брат мой Мериб наказан. За обман рабочих. Не примет он сегодня участия в нашем пиршестве. Будет знать он!
Забегали глаза у гостей. Восторгаться? Но Мериб есть Мериб! Печалиться? Так ведь царь — еще выше... Презрительная улыбка легла на уста Хефрэ и тут же исчезла.
— Объявляю волю мою, — продолжал царь, насладившись замешательством придворных. — Изваяние, высеченное Мериптахом, достойно богов. Награждаю скульптора новой гробницей, взамен той, что отдал он жене своей...
Хор восторга и удивления щедростью царской ответил Хефрэ.
И началось пиршество!
Обильное питьем и едой. Лучшие танцовщицы Белых Стен в прозрачных накидках на гибких телах извиваются перед гостями. Не зря говорят мудрые: юность женская — лучшее оружие против старости и увядания аппетита!
Лишь час спустя царь омыл руки водой из Священно Хапи и вновь оглядел гостей.
— Хотел бы я знать, — задумчиво молвил фараон, — кто мешал в строительстве Мериптаху? — и почему-то повернулся в сторону Хеси.
— Священная воля твоя, — склонил голову вельможа. — Жрец из храма Птаха по имени Небутеф сбрасывал камни на головы рабочих, отравлял воду для питья...
Побелел, собрался в комок Небутеф под тяжелым взглядом царя. Гневом налились глаза Хену, смотревшего на Хеси. Качнулся старый Инхеб.
— Может быть. Небутеф скажет, будто я учил его этому? — насмешливо спросил Хеси.
— Да... да... — трясущимися губами пробормотал жрец, не ведая, что уже попался на удочку предателя: ведь теперь всем ясно, что преступление совершено им. Не важно, по чьему наущению, — это уже вопрос второй. — Да, да, — повторил Небутеф. — Ты меня научил!
— Смотри, Хем-ек, — почтительно обратился к царю Хеси. — Если я его подговорил, то почему он не доложил тебе?..
— Пусть наказание преступнику придумает наш любимец Кар, — повелел царь.
И тут Мериптах увидел друга. Фокусник спокоен, даже весел. Он успел выразительно посмотреть на Мериптаха, и скульптору подумалось, что Кар участвует сейчас в спектакле, заранее подготовленном и обговоренном в деталях...
Вот Кар садится в центре площадки для представлений — с живым гусем — и поднимает правую руку. Акка вкладывает в нее острый нож и удаляется.
Мериптах возмущен: теперь, узнав, кто приостановил строительство Та-Мери, он желал смерти жреца, а фокус Кара, знакомый ему, мог только попугать виновного. Обычно Кар «отсекал» гусю голову, а несколько секунд спустя «приращивал» ее, и гусь важно уходил. Фокус старый, известный всей стране Кемт, придуманный дедом Кара — великим Джеди еще во времена Хуфу.
Но вот Кар ловким движением... в самом деле отсек голову птице и потом тщетно силился приставить ее на место.
— Разучился ты, Кар, говорю я, — раздался чей-то голос, и в прямоугольник между пирующими шагнул царский палач Сенна. — Дай попробую я!
— Но у меня нет второго живого гуся, — виновато ответил Кар, уступая ему место в центре.
— Птица? — презрительно произнес Сенна. — Я проделаю это на человеке! Разреши, Хем-ек, порадовать тебя?
Царь кивнул.
— Кого выбрать? — задумчиво спросил Сенна и, оглядывая поеживающихся гостей, подошел к Хену.
— Нет, нет, — не растерялся тот. — Возьми Небутефа, а я тоже хочу посмотреть.
— Будь так, — согласился Сенна и выволок на середину почти теряющего сознание жреца. — Не бойся, Небутеф, верь в меня! Твоя голова окажется там, где ей подобает находиться. Стань так... На коленях... Только не качайся... Смотри вниз, а не по сторонам, Небутеф. Не дрожи...
Со свистом рассек воздух тяжелый тесак, и голова жреца, подпрыгнув от удара о землю, подкатилась к веселому Хеси.
— Ловко! — восхитился вельможа, поднимая ее и передавая палачу. — А ну, что дальше?
Сенна старательно стал приставлять отрубленную голову к туловищу, но и у него «не ладилось». Небутеф не хотел оживать...
— Что-то у меня тоже не получается сегодня. — Развел руками палач. — Был уверен в себе я. Хам-ек. Может, попробовать еще?
— Довольно! Хватит! Мы прощаем тебя, — завопили гости. — Кару тоже прощаем мы...
И тут захохотал фараон. Весело от души. До слез и колик в животе. Видно, давно не испытывал он такого удовольствия. Но приумолкли гости.
Так бы и смеялся он один, а в нарушение этикета молчали гости, если бы не верный царский телохранитель Уни. Вот щелкнул напоминающе его бич раз, другой, и вспыхнуло опять всеобщее веселье.
А слуги меж тем убрали тела и головы, оттерли кровь с газона и вновь наполнили кубки красным вином из Каэнкэма.
— Хотел бы я услышать, — громко сказал царь, — неужели Хену не знал, что делает его подчиненный?
— Знал он, Хем-ек, знал он, — ответил за Хену вельможа Хеси. — При мне вели они разговоры, недостойные ушей твоих, при мне!
Задохнулся от ярости тупоголовый Хену, потемнел светлый лик фараона, омрачились гости в предчувствии новых царских увеселений.
— Может быть, Хену скажет, что его тоже я подстрекал к недовольству? — среди наступившей тишины прозвучал спокойный голос Хеси.
— Да, да, да, — исступленно выкрикнул Хену. — Я свидетельствую это, Хем-ек!
— Но тогда почему ты не донес царю? — кротко спросил Хеси. — Носил в себе весть о заговоре...
Хену выпучил глаза от удивления: отчего Хеси все прощается? Царь будто не слышит вовсе то, что чернит его Главного скульптора... Даже, пожалуй, ласков к нему... Неужели?
— Что неужели? — спросил царь Хену, не заметившего, что он стал размышлять вслух.
— Покорный Небутеф подтвердил тебе злоучастие Хеси, я тоже свидетельствую против него, Хем-ек... Мы сообщили тебе факты, факты!
— Смотри Хену, — милостиво ответил царь. — Факты — это только дети богини истины Маат, дети ее, говорю я, а не сама истина.
— Так в чем же она?! — упавшим голосом проговорил Хену.
Хефрэ повернулся к главному жрецу Бога солнца из города Он, и Рэ-ба-нофр, повинуясь, пояснил:
— Хеси давно стал жрецом Бога солнца Рэ, отца нашего любимого царя. По моему поручению, Хену, он прощупывал тебя. Так мы увидели то, что прячешь ты в себе. Хем-ек, — Рэ-ба-нофр обратился к фараону: — Хену твой — отступник!
Хефрэ на мгновение пришел в ярость. Он резко повернулся к Хену и метнул в него ужасающий, убийственный взгляд.
И голова Хену с оттопыренными ушами тотчас безжизненно наклонилась, а последнее дыхание отлетело от него навсегда.
— Второй, — послышался чей-то угодливый голос.
— Третий! — уточнил Хеси.
— Кто же еще?
Хеси молча указал на Инхеба: старик тоже вручил все свои лучистые сущности богам. Царский врач сердца и желудка Ихгорнахт, подойдя к нему, определил смерть, и слуги унесли оба трупа; наполнили кубки.
Веселье продолжалось, уже не прерываемое ничем более двух часов, пока не попросил слова Кар.
Царь разрешил:
— Говори.
— Благой бог, справедливая кара должна настичь каждого, совершившего преступление?..
— Так сказала Маат, — подтвердил царь.
— Вельможа Хеси тоже должен понести наказание, — твердо сказал Кар.
— Жалкий фокусник! — вскричал Хеси. — Как смеешь ты говорить так о достойнейших у царя?!
— Благой бог должен знать правду о своих слугах, — воспользовался его мыслью Кар. — Дозволь, Хем-ек?
— Говори, я сказал...
Кар неторопливо поведал царю и присутствующим историю двух братьев-близнецов — Сепа и Сенмута, рассказал о кладовой древних скульпторов, открытой Джаи. О том, как алебастровый Апис вернулся на свое место. По мере того как слова Кара разоблачали Хеси, царь хмурился и лицо его багровело — в нем нарастал гнев, которого страшился Кемт.
— Я отрекаюсь от такого жреца, — громогласно объявил Рэ-ба-нофр. Внешне возмущенный, на самом деле он доволен: меньше останется тех, кому он обязан в тонком деле возвышения своего храма. — Обманывающий богов не может им служить!