– Ты у меня спрашиваешь? Узнай у сестры, что в ее голове творится.
– Ее жених разорвал помолвку. Слышал?
– Нет. Я в тот момент выслушивал, какая я мразь. Твой отец, кстати, был очень красноречив.
Скручиваю крышку с бутылки и делаю несколько жадных глотков.
Это задело тоже. Пусть я всегда догадывался о том, что из всех друзей Марата для его родителей я был наименее приемлемым. И это мой косяк, что я в какой-то момент забылся. Поверил в искренность улыбок. Прикипел. Самонадеянно включил себя в их круг. Возомнив едва ли не членом семьи.
– Извини его. Он… ты же знаешь, как нелегко им далась Лала. Ее очень любят. Очень. Понятия не имею, что теперь делать. Если она пришла к Антону и по пьяни вас перепутала… Господи, это просто убьет их. – Марат прячет лицо в ладонях.
– Так не говори про Антона, – пожимаю плечами. – Вали все на меня.
– В смысле? – отводит руки.
– Ну а что? Обо мне они всегда были невысокого мнения, зачем еще портить карму Дубине?
– Это не так, Назар, – сожаление в голосе Марата я слышу не впервые за время этого разговора, но сейчас оно почти осязаемо. Что ж так тоскливо-то?
– Так. Да и похер. – Салютую бутылкой, типа мне дела нет до того, как ко мне относятся. Вранье! Ну, какое же вранье! Уйти бы. Скорее уйти.
– Ты ошибаешься. Впрочем, сейчас не время об этом спорить.
– Значит, поговорили? – с надеждой смотрю на дверь.
– И да, и нет. Осталось самое главное.
– Так давай ближе к делу тогда.
– Понимаешь, как бы там ни было, факт есть факт. Лала лишилась с тобой невинности, и это ее погубит…
– Мне жаль.
– … если ты ее не спасешь.
– Говори, что я могу сделать.
Назар – супергерой. Ага. Самому, блин, смешно. Меня уже в такую грязь втоптали, а я все жопу рву. Вот какого черта?!
– Женись на ней.
– Запросто, – киваю, но потом до меня доходит смысл слов, и я, выпучив глаза, протягиваю: – Чего-о-о?
– Лала теперь – порченый товар, – Марат морщится. Ему самому неприятно, как это звучит. – Никто из наших на ней не женится. Но ты можешь спасти и ее, и нашу семью от позора. Еще не поздно.
Я открываю и закрываю рот.
– Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?
Марат вскидывает тяжелый взгляд.
– Поступить по чести?
Да блядь! Это же чистая манипуляция. Я это знаю. Он это знает. Более того, он как никто другой знает меня. Это знание как струна, натянутая между нами. И я, пожалуй, никогда еще так остро не ощущал ее, как сейчас, когда она максимально оттягивается и рвется со свистом. Говорят, что самую сильную боль нам причиняют близкие, те, кому мы как себе доверяем, ведь они точно знают, где твоя броня тоньше. Панаев прицельно палит в десяточку. Больно…
– Она же даже не ко мне пришла, – цежу сквозь зубы. – Она не меня хотела.
– Лала сама не знает, чего хочет, Назар. Неужели ты этого не понял? Она маленькая. Ты ее под себя воспитаешь. Ищи в случившемся плюсы.
– Какие, мать его, плюсы? Ты серьезно вообще? Я женюсь, или кого-то удочеряю? Что-то я уже, брат, запутался.
Марат тяжело вздыхает. Конечно, его тоже все порядком достало, но не я же в этом всем виноват!
– Ты не стремился к браку. Я понимаю. Но тебе тридцать четыре, Назар, когда, как не сейчас, жениться? Где ты найдешь лучшую партию? Ну не в своих же клубах! Лала хорошая девочка, чистая. Да, не без особенностей, свойственных юности. Да, немного разбалованная, признаю. Но не гнилая. Она сумеет стать тебе достойной опорой, у нее перед глазами был отличный пример. Ее готовили для того, чтобы она стала верной и любящей женой при муже, как любая другая кавказская девочка. Вы сможете создать крепкую семью и родить детей. Я уверен, что это возможно.
– А любовь, видно, потом придет? – не могу его не подколоть.
– С чьей стороны? – не остается в долгу Панаев. Мы лупим, лупим друг друга… – Не получится – разведетесь. Хуже от этого уже никому не будет.
Ну да. Охренеть. Почему бы не жениться, если потом можно развестись?
– М-да-а-а.
– Так каким будет твой ответ?
– Ну, я же человек чести, Марат, – ерничаю. – Конечно, я поступлю так, как должен.
Панаев прикрывает глаза. В его позе проскальзывает облегчение.
– Спасибо тебе. Ты настоящий друг, Назар, правда.
– Жаль, что, как оказалось, я не могу сказать о тебе того же.
– Назар, – морщится. – Ты просто не понимаешь. У тебя нет сестры… Меня повело, да. Я ошибся. Друзья тоже иногда ошибаются. Я прошу у тебя прощения. Что ж ты такой идеалист?
– А ты? Что ж ты так легко поверил в самое худшее?
– Мне жаль. Очень жаль, друг.
– Проехали.