Странная ситуация не нравилась Худу, совсем не нравилась. А может быть, не надо было оживлять эту огромную старую гомеостатическую газету?
Ночью крепко спавшего Худа разбудил шум, исходивший, казалось, из самых недр земли, нетерпеливый лязг, становившийся все громче и громче, пока уполномоченный Центавра сидел на кровати, сонно моргал и пытался понять, что же, собственно, происходит. Машины ревели, время от времени раздавался глухой грохот — это автоматические цепи становились на нужное место, повинуясь указаниям самой же замкнутой, не подвластной никому системы.
— Сэр, — прозвучал в темноте голос Флетчера. Через мгновение помощник Худа нашел наконец выключатель, и под потолком вспыхнула лампочка. — Я подумал, что стоит вас разбудить. Извините, мистер Худ.
— Я и сам проснулся, — пробормотал Худ. Поднявшись с кровати, он надел халат и шлепанцы. — Что это она задумала?
— Она печатает специальный выпуск.
— Господи боже, — широко зевнула Джоан. — Что там могло случиться такого экстренного?
Сидя на кровати, она пыталась пригладить свои всклокоченные белокурые волосы.
— Нам придется привлечь местных руководителей, — сказал Худ. — Проконсультироваться с ними. — Он уже догадывался, о чем сообщит специальный выпуск, который с ревом выбрасывали печатные машины. — Доставьте сюда Леконта, этого самого политика, который встретил нас при посадке. Разбудите его и притащите, он нам нужен.
Потребовался чуть ли не целый час, чтобы обеспечить присутствие высокомерного, церемонного местного князька; он и один из его помощников, оба в своей сложной опереточной форме и оба — кипящие от возмущения, были наконец доставлены в кабинет Худа. Они молчали, ожидая услышать, для чего их сюда привели.
Худ так и не сменил халат и шлепанцы на что-нибудь более пристойное; стоя перед письменным столом, он в который уже раз перечитывал специальный выпуск «Тайме»:
ПО СВЕДЕНИЯМ НЬЮ-ЙОРКСКОЙ ПОЛИЦИИ, ЛЕГИОНЫ ЦЕМОЛИ ПРИБЛИЖАЮТСЯ К ГОРОДУ, ВОЗВОДЯТСЯ ЗАГРАЖДЕНИЯ, НАЦИОНАЛЬНАЯ ГВАРДИЯ ПОДНЯТА ПО ТРЕВОГЕ.— Кто этот человек? — Повернув газету, он показал заголовки молча стоявшим землянам.
— Я... я не знаю, — чуть запнулся Леконт.
— Бросьте, мистер Леконт, — сказал Худ.
— Дайте я посмотрю, — нервно попросил Леконт. Он торопливо пробежал глазами статью; руки, державшие газету, заметно дрожали.
— Интересно, — сказал он в конце концов. — Но я могу сказать только одно — для меня это такая же новость, как и для вас. Вы должны понять, что после Несчастья у нас очень мало каналов получения информации, поэтому вполне возможно появление политического движения, о котором мы ровно ничего...
— Прошу вас, — прервал его Худ. — Не стройте из себя дурачка.
Леконт густо покраснел.
— Вы меня вытащили из постели посреди ночи, — сказал он, заикаясь от возмущения (или страха?). — И я пытаюсь помочь вам, чем только могу.
Послышались шаги, и через открытую дверь кабинета вошел, скорее влетел, Отто Дитрих. Выглядел он крайне мрачно.
— Худ, — торопливо, ни с кем не здороваясь, сказал полицейский. — Рядом с моим штабом есть киоск« «Нью-Йорк Тайме», и в нем только что появилось вот это.
Его рука сжимала тот же самый специальный выпуск.
— Чертова машина вовсю печатает эту бумажку и распространяет ее по всему свету, так ведь? И в то же самое время наши ударные отряды, находящиеся на месте, не видят ровно ничего — ни перекрытых шоссе, ни передвижения военизированных частей, да и вообще — никакой активности, заслуживающей внимания.
— Знаю, — отозвался Худ; он чувствовал себя очень усталым. А снизу, из-под земли, все так же доносился глухой рокот; газета печатала свой специальный выпуск, информируя весь мир о походе сторонников Бенни Цемоли на Нью-Йорк — призрачном, иллюзорном походе, возникшем, по всей видимости, прямо в цефалоне, мозге газеты. Выключите ее, — сказал Дитрих.
— Нет, — покачал головой Худ. — Нет. Я хочу узнать больше.
— Это не причина, — возразил Дитрих. — Совершенно очевидно, что она неисправна. Серьезно повреждена, плохо функционирует. Придется вам подыскать что-нибудь другое для организации всемирной пропагандистской системы. — Он бросил газету на стол.
— А до войны, — повернулся Худ к Леконту, — известно вам что-нибудь о деятельности Бенни Цемоли до войны?
Наступила напряженная тишина. Леконт молчал, молчал и его помощник, мистер Фолл. Бледные, с плотно сжатыми губами, они искоса переглядывались.
— Я не самый большой сторонник полицейских методов, — сказал Худ, обращаясь к Дитриху, — но в данном случае вам стоило бы вмешаться.