После августа 1953 года, после могучего советского термоядерного взрыва, советские предложения не только по нейтральной Австрии, но и по нейтральной Германии могли бы прозвучать совершенно иначе, и именно Берия это понимал как никто другой из его коллег.
Единая нейтральная Германия, сформированная по типу Австрии и освобождающаяся от влияния США, создала бы совершенно иную мировую ситуацию, объективно выгодную для СССР. Однако повести к этому, сделать соответствующие предложения Западу и немцам мог бы лишь Берия, а Хрущёв и хрущёвцы повели дело к закреплению раскола Германии, косвенно подрывавшего и СССР.
Зная реальное развитие событий после 1953 года, интересно сравнить линию Берии в «югославском» вопросе и «германском» вопросе.
По Югославии: зачем отдавать то, что можно вернуть?
По Германии: стоит ли удерживать то, что надёжно не сможешь удержать?
При этом Берия отнюдь не собирался «продавать ГДР», как утверждал Ульбрихт. Конечно, единая Германия образца 50-х годов — стань она реальностью — была бы не социалистической, а буржуазной. Но её нейтралитет, отсутствие военных расходов, избавление от бремени расходов на оккупационные войска, а также влияние социал-демократов, социалистов и коммунистов обеспечили бы в единой Германии сильную социальную политику. При этом такая Германия, ставшая фактом при активной позиции СССР, была бы дружественна к СССР.
Более того, что могло бы произойти в будущем, если бы СССР, имея возможность уделять больше внимания внутреннему развитию и прежде всего — развитию социальной сферы, где-то к середине 60-х годов обеспечил бы внушительный рост благосостояния народа? Это вполне могло быть при умной политике.
Но тогда немцы, видя материальные преимущества социализма для миллионных масс, могли бы задуматься — не стоит ли конституционным, выборным путём дать власть в Германии таким бундестагу и правительству, которые поведут Германию социалистическим путём?
А могучий Советский Союз мог бы стать гарантом свободного социалистического выбора немцев в единой Германии.
Могло ведь быть, в конечном счёте, и так!
То есть в целом идея единой Германии была богатой, да к тому же изначально не бериевской, а сталинской.
Надо сказать, что Берия был умно активен не только в отношении германского аспекта советской внешней политики. В своём письме «из бункера» 2 июля 1953 года он писал Маленкову и членам Президиума ЦК:
«…B то же время я, также как и все вы, старался внести предложения в президиум, направленные на правильное решение вопросов, как корейский, германский, ответы Эйзенхауэру и Черчилю (так в письме. — С. К.), турецкий, иранский и др.».
Кратко напомню читателю, о чём идет речь.
Война в Корее к 1953 году шла уже три года, и дела для обеих сторон — Корейской Народно-Демократической Республики и действующих под флагом ООН интервенционистских сил во главе с США — шли, как говорится, с переменным успехом.
19 марта 1953 года было принято Постановление Совмина СССР «Вопрос МИДа», сутью которого были предложения по сворачиванию войны в Корее и возобновлению переговоров о перемирии.
Линия на сворачивание (естественно — по возможности) всех внешних конфликтов, ведущихся и потенциальных, в которых прямо или косвенно был завязан Советский Союз, была для Берии после смерти Сталина генеральной.
Думаю, основными причинами здесь были прагматизм и здравый смысл Берии. Было понятно, что сам факт смерти Сталина пусть и не коренным образом, но снижает текущее влияние СССР в мире. Враги России после смерти Сталина не могли не осмелеть, и было очень важно сконцентрироваться на комплексе первостепенных вопросов, не отвлекаясь на вопросы второстепенные или чреватые тем, что СССР может в них увязнуть надолго, распыляя силы и ослабляя себя.
В то же время нельзя было никому позволить сесть нам на голову, Там, где это было целесообразно, надо было давать немедленный отпор любой антисоветской акции. Это Берия тоже понимал.
Так, 16 апреля 1953 года президент США Эйзенхауэр выступил в Американском обществе газетных редакторов с обвинениями Советского Союза в обострении международного положения и начале гонки вооружений (чья бы корова мычала!).
17 апреля Черчилль в Глазго полностью поддержал Эйзенхауэра.
По горячим следам, 24 апреля, Президиум ЦК КПСС обсудил эти речи и принял решение о публикации в «Правде» и «Известиях» ответной статьи, которая 25 апреля и была напечатана в обеих газетах.