Тем не менее все это были мелочи, которые для генерала Штудента не значили ровным счетом ничего, потери, на которые он изволил бы обратить свое внимание, исчислялись в тысячи человек. Однако пока все шло именно так, как им и было запланировано. Бомбардировщики Ю-87 бомбили Ла-Валетту, а отдельные британские соединения хотя в некоторых местах еще и сопротивлялись, но, по сути дела, были уже обречены. Единственно, чего он мог еще по-настоящему опасаться, был удар английского флота по местам высадки, однако вероятность его с каждым часом все более и более уменьшалась. Дело в том, что единственными кораблями, которые могли хотя бы как-то помешать вторжению на остров, были авианосцы «Аргус» и «Уосп», однако по дороге к Мальте их вполне могли перехватить немецкие самолеты, базировавшиеся на аэродромах в Сицилии. Вот почему Черчилль скрепя сердце приказал их не трогать, а защищать Мальту до последней возможности тем, что есть. Разумеется, этого было недостаточно, и хотя в пещерах, гротах и подземных лабиринтах, сохранившихся на острове еще со времени его обороны от турок рыцарями Мальтийского ордена, сопротивление захватчикам продолжалось еще в течение нескольких дней, судьба Мальты была решена уже с захватом летных полос ее аэродромов.
Уцелевших защитников острова, собравшихся в нескольких точках на его берегу в ожидании эвакуации, было решено не спасать. В условиях господства авиации противника в воздухе эта задача, непростая сама по себе, превращалась в нечто из ряда вон выходящее, причем без какой бы то ни было реальной надежды на успех. На последние корабли и катера, уходившие с острова под покровом ночной темноты, забрали всех, кого было только можно, но специально никого не искали, чтобы не всполошить немцев и итальянцев и не вызвать на себя поутру их самолеты. «Не буди лихо, пока оно спит тихо!» — весьма мудро решили те, кто еще могли хотя бы как-то уехать с захваченного острова, ну а про всех остальных каждый подумал, что тем лишь «просто не повезло».
В итоге Мальта была взята при достаточно приемлемых для немцев и итальянцев потерях, а положение англичан на Средиземном море резко ухудшилось. За свою мастерски проведенную акцию Штудент получил звание генерал-полковника и Дубовые листья к Железному кресту, а Муссолини учредил даже специальную медаль «За взятие Мальты», которой были награждены все участвовавшие в ней итальянские солдаты.
На ее лицевой стороне изображался традиционный мальтийский крест с перекрещенными поверх него римскими фасциями — эмблемой итальянского фашистского режима, а на обратной — контур острова и дата: 13–15 апреля 1942 года.
«Еще немного, совсем немного, — раздумывал дуче, стоя перед картой, — и Средиземное море превратится в «Маре нострум» — «Наше море», и Гитлер, которому вполне достанет и России, конечно же, мне его охотно отдаст!»
Война для рядового Бориса Мурукина началась еще в… 1939 году. Призвали его осенью и тут же направили в 106-ю стрелковую дивизию, базировавшуюся под Ленинградом. Впрочем, сначала он попал в артиллерийский полк, но чем-то приглянулся полковому особисту, «Направляем вас на фронт, в финскую армию, — пристально глядя новобранцу в глаза, перегнулся через стол особист. — Дело нешуточное, поэтому язык держите за зубами. И еще вот здесь распишитесь». С этими словами чекист протянул Борису бумагу с уже отпечатанным на ней текстом: «Обязуюсь не разглашать государственную и военную тайну…» В результате уже 23 ноября 1939-го Борис оказался под Ленинградом.
А случилось так только потому, что в это время товарища Сталина посетила вроде гениальная мысль: создать 16-ю советскую республику. Карело-Финскую! Для этого нужно было отвоевать кусок Финляндии и объединить его с землями карелов. Чтобы придать своим притязаниям официальный статус, Иосиф Виссарионович приказал создать свою финскую армию.
Нарком обороны Ворошилов, естественно, тут же взял под козырек, и вот уже по всей стране начали собирать «советских скандинавов». А когда поняли, что их не хватает, пришлось «добирать» из числа остальных — русских, украинцев и даже казахов и узбеков. Вот так в «особый легион» угодил и Борис Мурукин — уроженец села Телегина Пензенской области — в просторечии обыкновенный пензяк, но волею начальства «закосивший» под финна! Впрочем, в 106-й дивизии можно было услышать в то время и такой диалог: «Ты финн?» — спрашивали бойцы очередного вновь прибывшего. — «Та ни! Який же я хвин, когда я украинец!»