Консьержка сообщила обо мне в квартиру и объяснила, как подняться на тридцать первый этаж. Дженис не открывала на звонок почти целую минуту, мне было слышно, как она успокаивает ребенка и идет к двери, ее туфли или босоножки звонко цокали по полу. Внешность Дженис меня удивила. Я ожидала увидеть хорошенькую девушку, наверное, потому, что она дружила с Хайди, но Дженис оказалась пухлой коротышкой. Ее длинные медно-русые волосы были уложены в прическу, которая представляла собой ухудшенный вариант прически Фарры Фосетт из «Ангелов Чарли». Полное тело Дженис было втиснуто в джинсы и черную футболку «Кельвин Кляйн» – и то и другое размера на три меньше, чем нужно.
– Здравствуйте, Дженис, я Бейли. – Я протянула руку. – Спасибо, что согласились со мной встретиться. Вам, наверное, сейчас нелегко, ведь вы с Хайди были близкими подругами.
Стоило мне упомянуть имя Хайди, как из глаз Дженис хлынули слезы и по щекам потекли ручейки размазанной туши.
– Вы правы, я так расстроилась… Я несколько раз звонила ее хозяевам, думала, может, со мной кто поговорит, но, все время натыкалась на дурацкий автоответчик.
– Хозяев можно понять, им сейчас не дают покоя репортеры, ведь мисс Джонс работает в известном журнале. Вы не пригласите меня войти?
– Да, конечно, извините.
В подобных домах Нью-Йорка все квартиры выглядят примерно одинаково: прямоугольные комнаты без каких бы то ни было излишеств, паркетные полы, малюсенькие кухни. Поэтому я очень удивилась, когда рассмотрела эту конкретную квартиру. Судя по всему, владельцы хорошенько выпотрошили доставшуюся им квартиру, или, если быть уж совсем точным, несколько квартир, и создали нечто принципиально новое – большое открытое пространство с кухонной, столовой и жилой зонами. Квартира была обставлена современной мебелью и довольно прилично декорирована, но впечатление портил беспорядок. Буквально на всех горизонтальных поверхностях что-нибудь валялось: упаковки памперсов, банки с детскими салфетками, видеокассеты, журналы, почта, каталоги, свертки белья из прачечной, даже упаковка из шести порций ванильного пудинга. В жилой зоне стоял огромный плоский телевизор, его экран был, наверное, не меньше тех, которые устанавливают на стадионах во время футбола, чтобы показывать повторы интересных моментов. Перед телевизором в прогулочной коляске сидел ребенок, как мне показалось, годовалый или чуть старше, на его круглой головке почти не было волос. Он смотрел телефильм или кассету – по экрану бегала огромная собака в голубых пятнах – и усиленно тер сушкой десны, наверное, у него резались зубы.
Дженис подошла к обеденному столу и плюхнулась на стул, при ходьбе ее черные шлепанцы звонко цокали. На столе на салфетке стояла банка диетической кока-колы и тарелка с недоеденной жареной картошкой, судя по ребристым ломтикам, картошка была приготовлена из быстрозамороженной. Я села напротив Дженис. С моего места открывался потрясающий вид на Ист-Ривер и Куинс. Дженис отодвинула тарелку в сторону и взяла банку с колой.
– Хотите газировки?
Я обратила внимание на ее ногти: они были дюйма по полтора длиной, покрыты фиолетовым лаком, и каждый ноготь украшала маленькая наклейка-цветочек.
– Спасибо, не надо, у меня с собой кофе, я его допью.
Я отхлебнула кофе, Дженис посмотрела на ребенка. Тот, глядя на катающуюся в луже собаку, стал радостно подпрыгивать в коляске.
– А что случилось с Барни? – спросила я. – Современные дети его тоже любят?
Дженис презрительно сморщилась и замотала головой.
– Барни – это такое старье, его больше не показывают. И слава Богу, меня от него тошнит.
– Вы с Хайди познакомились, будучи нянями?
– Да, мы встретились в Джимбори, – сказала Дженис. – Мы там были единственными няньками, которые не с островов.
– Джимбори – это какое-то место для детей?
– Да, это что-то типа групп для детей, мы помогаем малышам съезжать с горки, или, к примеру, качаем их на качелях, или поем эту песенку, знаете, «Три маленьких обезьянки прыгали на кровати».
– Как вы узнали о смерти Хайди?
– Подруга позвонила, а она услышала в новостях.
По щекам Дженис снова покатились слезы, она стала аккуратно стирать их кончиками, пальцев, стараясь не выколоть себе глаза собственными ногтями.
– Не понимаю, как можно заболеть и умереть за один день?
– Пока никто не может сказать, отчего она умерла, это полнейшая загадка. После вскрытия и анализов, наверное, что-то прояснится. Когда вы в последний раз говорили с Хайди?
– В субботу. Мы разговаривали по телефону.
– В котором часу это было?
Дженис задумалась, теребя прядь волос.
– Примерно около часу дня. Я хотела ее уговорить сходить куда-нибудь вместе, но она не захотела.
– У нее были другие планы?
– Нет, она просто сказала, что не хочет никуда выходить. Она вообще стала отказываться пойти куда-нибудь вечером. Раньше мы с ней часто ходили в одно местечко на Третьей авеню, «Камбуз» называется, Хайди там нравилось. Между прочим, она там пользовалась бешеным успехом. Но; в последнее время она стала домоседкой.
Дженис, перебирая по столу пальцами, подобралась к тарелке с жареной картошкой и взяла один ломтик, держа его кончиками двух пальцев, словно какое-то мерзкое насекомое.
– Она не говорила, что плохо себя чувствует?
Дженис замотала головой.
– Нет, она просто сказала, что лучше останется дома.
– У нее не было депрессии?
– Нет… не думаю. Она сказала, что хочет почитать и послушать музыку.
Я вспомнила мелодию, звучавшую в квартире Хайди, и спросила:
– Какую музыку она слушала?
– Джаз. В последнее время Хайди вдруг полюбила джаз. Понятия не имею, с чего это вдруг.
Дженис отправила ломтик картошки в рот.
– А когда вы в последний раз видели Хайди?
– В пятницу… то есть нет, в четверг. Мы прихватили Ти и Джи и пошли пить кофе.
– Ти и Джи? – не поняла я.
– Ну да, Тайлера и Джорджа, так мы их зовем для краткости.
– Скажите, Дженис, когда вы с Хайди куда-нибудь ходили вместе, случалось, что она напивалась?
Дженис фыркнула.
– Ну нет. То есть она, конечно, могла выпить раз в сто лет бокал белого вина, но вообще-то она не пила. Обычно она заказывала вместо выпивки минералку.
– А как у нее было с наркотиками?
– С наркотиками? – удивилась Дженис. – А что, кто-то сказал, что она кололась?
– Нет-нет, я спросила просто так, на всякий случай, потому что ее рвало.
Дженис замотала головой.
– Хайди никогда не стала бы принимать наркотики. Не поймите мои слова неправильно, но она считала, что такие вещи ниже ее достоинства.
Маленький Джи стал проявлять признаки недовольства, наверное, потому, что голубую собаку больше не показывали.
– Джи, хочешь бобби? – спросила Дженис.
Малыш одобрительно заурчал. Дженис встала, подошла к холодильнику и достала детскую бутылочку с молоком. Пока она шла к малышу, тот нетерпеливо тянулся к ней ручонками. Наверное, со мной что-то не в порядке, потому что в такие моменты меня вовсе не охватывает непреодолимое желание завести ребенка.
– Я лично считаю, что он уже вышел из такого возраста, – сказала Дженис, округляя глаза и садясь на место. – Но его мать разрешает ему пить из соски, она просто не умеет ему отказывать.
– Вы знали дружка Хайди, Джоди?
– Господи, какой он ей дружок, у них давно все кончилось. Но вообще-то я его встречала. Он противный.
– В каком смысле?
– Он строил из себя более важную персону, чем это было на самом деле, к примеру, он сказал Хайди, что работает в «Старбакс» менеджером, хотя был всего лишь помощником менеджера. Он говорил, что его семья живет в Колорадо и они богаты, но это тоже вранье. Когда Хайди его бросила, он никак не мог от нее отвязаться, все названивал.