Выбрать главу

— Но у вас что-то было?

Она поманила его пальцем.

Хм… Воскресенский заинтересованно наклонился.

Она вытерла майонез над его губой, облизала палец. Чёрт, он в жизни не видел ничего эротичнее. Глядя на её губы, пахнущие леденцом, голодно сглотнул. М-м-м… и эти духи…

— Он пытался меня поцеловать, — горячо зашептала она в его ухо, — я врезала ему по яйцам и сказала, что в следующий раз пробью башку. Имела в виду кочергой, что схватила у печки и вытолкала его взашей. А он всем растрепал, что меня трахнул, потому с ним такое и случилось. Что я приношу несчастье и глаза у меня как у ведьмы, жёлтые.

— А они жёлтые? — повернулся Вадим заглянуть её в глаза. — Они же… голубые? Хотя…

Ирка увидела выбившуюся из его кудрей волосинку. Дёрнула.

— Ой, — сказал Воскресенский.

— Сделаю куклу Вуду, — улыбнулась она.

— Намёк понял, — усмехнулся он.

— Да, они голубые с жёлтым ободком.

— А у меня синие, как у младенца, — отставил кофе Вадим. — Мама говорила, что я с такими родился, и все ждали, что цвет изменится, а он таким и остался.

Она проследила за его рукой с термосом. Как узкий стакан колбы встал в держатель.

В темноте салона её глаза светились и правда каким-то нереальным светом, ведьмовским.

Ещё сильнее захотелось её поцеловать, особенно после предупреждения о кочерге. Не девчонка, — ловушка. Потянется её поцеловать — рассмеётся в лицо, не потянется — окатит презрением.

Нет, он не простит себя, если не попробует, а если рассмеётся — ну что ж, будут квиты. Вадим уже заманил её в машину, заставил вернуться — никакой дачи показаний для ДПС на самом деле не требуется. Инспекторам глубоко всё равно по какой причине он не справился с управлением, они просто составят протокол для страховой, разве что хозяин забора уже не сможет подать на него в суд, если сочтёт, что тот скрылся с «места преступления».

— А цветочный ларёк тоже ты? — якобы полез он в бардачок перед её коленками.

— Тоже я, — успела ответить она, когда Вадим перехватил руку, уперев в спинку кресла, и наклонился к её лицу. Посмотрел на приоткрытые губы и не стал больше ни о чём спрашивать.

Она закрыла глаза, но не ответила.

Нет, не так.

Она не ответила на поцелуй, но закрыла глаза. Не отпрянула, не впилась зубами в его губу, не оттолкнула, не влепила пощёчину. Закрыла глаза. Улыбнулась.

— Ты ничего не забыл? — спросила, когда он остановился.

Воскресенский машинально подумал про презерватив.

— Резинки у меня нет. Имя я спросил. Что-то ещё?

Она засмеялась.

— Ах да, ты же ведьма. Проклятие, порча. С тобой нельзя. Кочерга опять же.

— Но ты, я вижу, не из пугливых?

Она запустила руки в его волосы. Мурашки побежали по всей голове, оттуда — по всему телу.

Твою мать! Он подхватил её за шею, вдавил в кресло. В голове плыло, в груди бухало, мышцы пресса свело. Плевать! Если она не пойдёт на попятную — на всё плевать.

Он нащупал рычаг кресла, потянул на себя.

Спинка откинулась назад. В этот момент в стекло и постучали.

— Чёрт! — выдохнул Вадим.

Секунду помедлил, приходя в себя. Сел, развернулся. Открыл окно.

— Инспектор ДПС… — представился мужчина в форме и попросил его выйти.

Глава 3

10

— Да, знаю я, Рор, знаю: нельзя целоваться на первом свидании, — прижимая телефон к уху, шла по улице Ирка, выслушивая наставления подруги. — Да что мы там и целовались-то, — усмехнулась она. — Больше сексовались.

— Что? Нет! Прямо в машине?

— Угу. Да не свидание у нас было вовсе, так, случайная встреча, — усмехнулась Ирка.

Они проговорили в машине до рассвета, потом пошли к ней. Да и там почти не спали: Ирка — утром пару часиков, когда Воскресенский ушёл, чтобы увезти машину в ремонт.

Но спать, как ни странно, не хотелось. Ирка со вчерашнего дня была сама не своя: хотелось петь, танцевать, летать, и вовсе не на метле. И счастья — всем! И с подругой делиться. Да что с подругой — хотелось, чтобы весь мир знал. Правда, не всё.

Она сверила адрес с записанным на бумажке.

После холодов предыдущих дней в город неожиданно пришло лето: солнце припекало, снег таял, воробьи чирикали, словно никак не могли нарадоваться, что потеплело, и даже старушка, что сыпала им на картонку пшено, сыпала как-то особенно щедро и мечтательно.

Ирка улыбалась миру — и мир улыбался ей.

— Не боишься, что он о тебе подумает? — переживала только её правильная подруга.

— Да пусть думает что хочет. А до чего сам не додумается, «добрые люди» подскажут.