Толик появился сам. Так я ему и не позвонила.
Постучал в окно. Потом всунул в него несколько свернутых в трубочку листов.
-- Держи, я тут стихов тебе принес. Погремушкиных и еще... в Инете нарыл. Ты вроде как поэзию любишь.
-- Не без этого. Зайдешь или как?
-- Не знаю.
-- Чего ты не знаешь, заходи, чай недавно вскипятила, давай!
Я была ему рада. И мне было стыдно, что я давно не звонила ему, а он вот так пришел -- не с пустыми руками, и не упрекает меня ни в чем. И я старалась быть приветливой, какой бывала редко. Я спросила его, как дела и то да се. А он почему-то сказал:
-- Я у тебя книги брал, еще в прошлом году. Извини, что еще не вернул. На следующей неделе принесу. Сегодня я без рюкзака, а в руках не хотел нести: снег.
-- Да ладно. Я про них забыла уже.
-- Я как-то мало стал читать.
-- Я тоже. Раньше что-то из дому с собой брала, но потом как-то... вытеснила пресса литературу высокую... хотя, знаешь, тут такое поле создается... вот вроде бы сгущение попсы и чернухи, а так иной раз бывает на душе... -- Я улыбаюсь, -- странно...
Он изучает заголовки газет, разложенных на прилавке. Я слежу за его взглядом:
-- Обещают повышение тарифов на ЖКХ... Артистке оперетты отрезали ногу...
А он вдруг резко начинает смотреть в другую сторону, на журнал "Вяжем сами", и говорит:
-- Мы должны расстаться.
-- А...
Я хочу спросить: "А разве мы встречались?", но не решаюсь -- как-то неловко.
-- Понимаешь, -- продолжает он, -- я влюбился.
-- А... -- снова говорю я.
-- Ты ее знаешь... Наташу... она с нами была... помнишь, когда пили у Ежа...
-- А!
-- Она продавщицей работает... как ты... только в магазинчике... там, во дворах... Мы с ней уже почти месяц, и... -- Он вдруг перешел с извиняющегося тона на решительный: -- мы счастливы. Я никогда не думал, что... Она очень светлая...
-- Продавщица из круглосуточного? Крашеная брюнетка со скорпионом в носу?
Он принимает мое искреннее изумление за ревность:
-- Вот уж не ожидал от тебя такого!
Он сердито смотрит на меня и краснеет. Снег в его волосах растаял, они мокрые и смешные. По его носу стекает капелька воды, он смахивает ее рукой, вздыхает, берет в коробке сникерс, разрывает обертку и надкусывает его.
-- По пальцу молотком тяпнул? -- Я киваю на его руку: на большом пальце часть ногтя почернела.
-- А? Да.
-- Не жри ты этот сникерс, ему сто лет в обед! -- Я вырываю у него шоколадку. -- Вот, -- нагибаюсь и лезу в ящик, -- соленая соломка. Вещь!
-- Да мне нравится сникерс этот. Я бы у тебя взял их все. Просроченные которые.
-- Бери! Избавь меня от них. У тебя пакета с собой нет?
Он качает головой, я достаю пакет, ссыпаю туда сникерсы и, вручая ему, говорю:
-- Спасибо.
-- Тебе, -- он берет пакет. -- Ты -- просто супер!
-- Еще бы! Отпускаю такого мужчину -- и даже не с пустыми руками!
В окошко стучат, покупатель оказывается доставучий. Когда я наконец-то освобождаюсь, вижу, что Толик уже ушел, дверь-то я не запирала. Ну и Бог с ним!
Ставлю кипятильник. Снова стучат в окно. Снова что-то продаю. Вода бьет ключом. Выключаю, пью чай. Разворачиваю принесенные Толиком листы, читаю:
Если б у меня был дом,
Одно-единственно слово,
Я бы не написал
Ни одного стиха,
Не слонялся бы от слова к слову,
Как от любовницы к любовнице,
Никого не любя.
Но я --
Бездомный (лучший!) поэт --
Евгений Погремушка.
Вот чудило-то! Я смеюсь так, что разливаю чай на газеты, злюсь на себя, убираю мокрую прессу, потом утираю слезы и думаю, что, возможно, я войду в историю, оставив воспоминания о том, как я пьянствовала с гением мировой литературы.
Только он не прав. Слов куда больше, чем поэтов. И среди слов куда более распространена неразделенная любовь к людям.
Я люблю выходные, просыпаюсь обычно рано -- привычка. Вера спит почти всегда до обеда, так как по ночам сидит в Интернете.
Сегодня я иду в церковь на службу.
Приближается весна, на улице ужасно зябко, словно ты в тяжелом пальто упал в холодную воду -- выбрался, но вся твоя одежда и, кажется, ты сам просто пропитаны липким холодом. Как ни одевайся -- не спасешься от этой всепроникающей тоски, которая пересчитывает твои позвонки своими ледяными пальцами.
Мне нравится приходить иногда в маленькую церковь, которая здесь недалеко, в пригороде, располагается. Всего пару остановок. По идее, в церковь ходят те же люди, что и в мой ларек. Но я ни разу не узнала кого-либо из клиентов. У меня не очень хорошая память на лица. А быть может, лица молящихся отличаются от лиц покупателей. Не знаю.