Беседа затянулась. Кто-то зашел и сообщил, что по дороге затерялся винт от стальных трапеций и нет мастера, который мог бы сделать такой же.
— Если хотите, — сказал Носн-Эля, — я посмотрю.
Пока Носн-Эля возился с винтом, Дуров несколько раз заходил, стоял молча, внимательно наблюдая, как тот быстро и ловко орудует напильником. Как только работа была сделана, Дуров пригласил Носн-Элю к себе в гримерную. Там же был и ассистент Дурова — лилипут. Владимир Леонидович подсел к туалетному столику, взял из рук ассистента гримировальный карандаш и, глядя в зеркало, заметил:
— Мне кажется, что сами вы тоже артист. Да, да, нечего улыбаться. Артист своего дела. Я давно уже подыскиваю хорошего мастера и сегодня, кажется, его нашел. Я бы вас просил изготовить по моему чертежу портсигар. Он не должен быть золотым, ни даже серебряным. Пусть будет из обыкновенного металла. Согласны?
— Попробую.
Оказалось, что Владимир Леонидович капризный клиент. Ему не подходили монеты, вмонтированные в крышку. Когда все было сделано так, как ему хотелось, он попросил Носн-Элю подыскать и пригласить к нему хорошего гравера.
Носн-Эля направился на Суворовскую к ювелиру Рогозину. О Дуровых тот был наслышан, особенно о Владимире Леонидовиче. Он знал: его меткие словечки становятся расхожими, передаются из уст в уста. У этого клоуна и дрессировщика светлая голова и острый язык.
И хотя ювелир весь ушел в свои бриллианты, часики и колечки, он временами не прочь был поразмыслить о всяких других вещах, скажем, о том, что слова существуют для того, чтобы дошли не только до слуха, но и до сердца.
И все же уговорить лучшего в городе золотых дел мастера, чтобы тот закрыл мастерскую и шел в цирк, было не так-то просто. В конце концов Носн-Эля своего добился.
— Заходите, пожалуйста, — пригласил их Дуров к себе в комнату. Вдруг он уставился на Рогозина и спросил его в упор: — Скажите, пожалуйста, как вам удается, чтобы усы стояли торчком?
— Они вам не нравятся?
— Что вы! Я совсем о другом: красота вам отпущена в предостаточном количестве, так зачем молодому человеку приятной наружности такие пышные усы? Я бы вас вот о чем попросил: видите этот портсигар? На нем надо выгравировать так, чтобы можно было прочесть на расстоянии — под одной грошовой монетой: «Царской совести цена», а под второй — «Цена царской совести». Если не возражаете, давайте присядем. Почему-то у меня сегодня ощущение такое, словно на мне воду возили.
Рогозин улыбнулся:
— Господин Дуров, воду возить — еще не самое трудное дело, куда труднее выйти сухим из воды… Я вас прошу, закройте дверь на ключ.
Когда все было сделано, Владимир Леонидович выставил бутылку вина и наполнил три рюмки.
Портсигар Владимир Леонидович всегда носил при себе. Папиросы были прижаты резинкой к нижней крышке. Беседуя с кем-либо из высокопоставленных особ, он вынимал портсигар, приоткрывал крышку и настойчиво предлагал:
— Прошу, угощайтесь!
Пусть знают цену царской совести…
КОМУ НУЖНА ВОЙНА?
Жак Альбро мчался по ступенькам как угорелый. Он уже было протянул руку, чтобы рвануть на себя дверь комнаты Вяльшина, но дорогу ему преградил глухой сторож.
— Пустите, Сидор Степанович, я его заставлю заплатить все, что мне причитается. Пустите! Больше не дам себя обманывать. Хватит!
— Пущу, только не сейчас. Посмотри на себя, на кого ты похож: как разъяренный бык. Его, — указал он на дверь Вяльшина, — ни один дьявол не возьмет, а тебе, дурачок, покажут, где раки зимуют…
— Нечего меня пугать. Не то теперь время.
— Так уж? Ты еще птенец желторотый — и брось дурака валять. Ишь расхорохорился! Думаешь, мир перевернулся: бедный может уже потягаться с богатым… Хватит с меня того, что я не уберег Леню Смигельского. Пошли, говорю тебе, отсюда, Вяльшина нет, куда-то ушел. За веселые ночи он расплачивается днем. У него в комнате теперь хозяйничает новая примадонна. С ней, надо полагать, тебе говорить не о чем.
— Пусть будет по-вашему, но в другой раз я ему все выскажу.
— «Выскажу»… Ты готов броситься на него с кулаками. Я вас, прытких, знаю. Думаешь, в твои годы умнее был? Тоже был горяч. И я однажды бросился на своего хозяина и за это был избит так, что на всю жизнь остался глухим. Ты, верно, не знаешь, что и я был воздушным акробатом и даже мечтал померяться сноровкой с Эмилем Гравеле… Что, не веришь? Все так и было. А теперь открой-ка мою сумку и достань оттуда хлеб с колбасой.