Выполняя установки Троцкого на вредительство, Тухачевский стал собирать в число членов своей команды и военных, связанных с оборонной промышленностью. Он пишет: «Первоначально Каменеву была поставлена задача вредить в области военного хозяйства, которым он руководил как третий заместитель наркома. Затем большую вредительскую работу Каменев развернул как начальник ПВО.
Противовоздушная оборона таких важных объектов, как Москва, Ленинград, Киев, Баку, проводилась им таким образом, чтобы площадь, прикрываемая зенитным многослойным огнем, не соответствовала наличным артиллерийским средствам. Чтобы аэростаты заграждения имелись в недостаточном числе, чтобы сеть ВНОС имела не собственную подводку, а базировалась на сети Наркома связи, и т.п.»[70]. Примечательно, что в 1936 году, после начавшихся арестов военных, Каменев застрелился. Его прах с почестями захоронили в Кремлевской стене, и только после показаний Тухачевского будет установлена его причастность к заговору военных.
К этому же 1933 году Тухачевский отнес вербовку руководителя военного НИИ Рохинсона, который по его поручению «вовлек в заговор и привлек к вредительской работе Гендлера и Либермана». Еще одной жертвой его планов стал бывший поручик царской армии, а в описываемое время начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ) Ефимов.
«Фельдман, — писал Тухачевский, — неоднократно говорил мне о том, что Ефимов настроен враждебно к политике партии. Я использовал улучшение наших отношений и однажды заговорил с ним у себя в кабинете о плохой организации промышленности, о плохих настроениях в армии и т.п. Ефимов охотно вступил в разговор, критикуя партийное руководство. Я сказал Ефимову, что как правые, так и троцкисты сходятся на необходимости организовать подпольную работу, чтобы сменить партийное руководство, что армия в стороне оставаться не может, и предложил ему, Ефимову, вступить в военную группу, Ефимов согласился»[71].
Впрочем, в своих показаниях Тухачевский не скрывает, что при вербовке сообщников он намеренно делал ставку на «недовольных». К таковым относился и участник штурма Зимнего украинец Виталий Примаков, являвшийся некоторое время поручением Троцкого, а позже командовал 1-м корпусом червонного казачества. В 20-е годы он стал начальником Высшей кавалерийской школы в Ленинграде, затем — военным атташе в Афганистане и Японии. Однако он явно не тянул на звание «великого полководца», и поэтому в 1933 году его назначили лишь заместителем инспектора высших учебных заведений. Тухачевский писал, что вовлечение в заговор Примакова тоже «состоялось в 1933 или 1934 году, когда Примаков был переведен в Москву». Примаков сообщил, что он связан троцкистской деятельностью с Казанским, Курковым, Шмидтом и Зюком[72].
Симптоматично, что в центре руководства заговором военных сложился перевес прибалтов. Видимо, это связано с происхождением самого Тухачевского. Прапорщик Первой мировой войны литовец Роберт Эйдеман (настоящая фамилия — Эйдеманис), ответственный редактор журнала «Война и революция», занявший с 1932 года еще и пост председателя Центрального совета Осоавиахима, тоже мог причислить себя к недооцененным личностям. Причем литовского «полководца» Тухачевский вовлек в заговор лично и в числе первых — ещё в 1932 году. В связи с новыми установками Троцкого Эйдеман попросил дать ему директивы о его деятельности в Осоавиахиме. Тухачевский отметил в показаниях: «Обсудив этот вопрос в центре, мы поставили основной задачей увязку его вредительской работы с Каменевым с тем, чтобы, кроме плохой защиты объектов в отношении ПВО, была дезорганизована и общественная деятельность по ПХВО»[73].
В продолжение своих показаний Тухачевский пишет: «В зиму 1933 на 1934 год Пятаков передал мне, что Троцкий ставит задачу обеспечить поражение СССР в войне, хотя бы для этого пришлось отдать немцам Украину, а японцам Приморье. На подготовку поражения должны быть сосредоточены все силы как внутри СССР, так и вне; так, в частности, Пятаков сказал, что Троцкий ведет решительную линию на насаждение своих людей в Коминтерне. Пятаков сказал при этом, что, конечно, эти условия означают реставрацию капитализма в стране»[74].
Таким образом, к концу 1933 года, т.е. к тому времени, когда Гитлер усиленно упрочивал свою власть, в СССР уже сложилось ядро военного заговора против Сталина. Тухачевский указывал: «По мере получения директив Троцкого о развертывании вредительской, шпионской, диверсионной и террористической деятельности, центр заговора, в который, кроме меня, входили по мере вступления в заговор Фельдман, Эйдеман, Каменев, Примаков, Уборевич, Якир, с которым был тесно связаны Гамарник и Корк, давал различным участникам заговора установки для их деятельности, вытекающие из указанных директив.
Члены центра редко собирались в полном составе, исходя из соображений конспирации. Чаще всего собирались отдельные члены, которым по каким-либо служебным делам приходилось встречаться. Таким образом, развивая свою платформу, от поддержки правых в борьбе против генеральной линии партии, присоединяя к этому в дальнейшем троцкистские лозунги, в конечном счете антисоветский военно-троцкистский заговор встал на путь контрреволюционного свержения Советской власти, террора, шпионажа»[75].
Касаясь вредительской деятельности участников организации, подследственный писал: «В 1934 году Ефимову была поставлена задача организовать вредительство по линии артиллерийского управления. В частности, в области некомплектного приема элементов от промышленности, приема продукции без соблюдения чертежей литера и т.д., а также было предложено передать немцам данные о численности наших запасов артиллерийских выстрелов. Помимо того в зиму 1935–1936 года я поставил Ефимову и Ольшевскому задачу подготовить на время войны диверсионные взрывы наиболее крупных артиллерийских складов».
В качестве примера он привел и сообщение Туровского о передаче Саблиным польской разведке планов Летичевского укрепрайона и передаче Алафузо полякам и немцам данных «об авиации и мех. соединениях, а также организации ПВО в БВО И КВО». К 1935 году Тухачевский отнес вовлечение в заговор Белицкого, которому он поручил «помогать Эйдеману в осуществлении его вредительских задач», а также Геккера и Чайковского. Позже он завербовал Ольшанского, Сергеева и ряд других военных.
То есть уже к концу 1934 года вокруг группы Тухачевского сформировался достаточно широкий круг военных высокого ранга, способный активно поддержать любое политическое течение, готовое решиться на открытое свержение правящей власти. Наиболее реальной силой для осуществления переворота могли стать правые, опиравшиеся на аппарат Центрального Исполнительного Комитета. Оставалось лишь дождаться удобного момента.
Однако отстранение в 1935 году Енукидзе с поста секретаря ВЦИК спутало карты не только правых, но и военных заговорщиков. Тухачевский писал: «В 1935 году, поднимаясь по лестнице на заседание пленума ЦК, я встретил последнего, и он сказал, что в связи с его делом, конечно, весьма осложняется подготовка «дворцового переворота», но в связи с тем, что в этом деле участвует верхушка НКВД, он, Енукидзе, надеется, что дело не замрет». По признанию Тухачевского, при этом разговоре Енукидзе посоветовал ему связаться с его доверенным человеком Караханом.
В принципе в этот момент, когда охрана Кремля оказалась в руках Ягоды, шансы заговорщиков даже увеличились. Тухачевский пишет: «На банкете по случаю 60-летия Калинина (в ноябре 1935 г.) Ягода спросил меня: «Ну, как дела, главный из борцов?», а в 1936 году во время парада на Красной площади сказал: «В случае надобности военные должны уметь подбросить силы к Москве», в чем я понял намек на поддержку «дворцового переворота».
Еще в 1934 году к заговорщикам присоединился командующий Украинским военным округом Якир. Тухачевский писал, что «Уборевич и Якир раскритиковали состав центра заговора. Они находили этот состав слишком «беспартийным». Якир считал необходимым усиление не только центра, но даже рядового состава людьми с большим партийным и политическим весом. Ставил Якир и вопрос о том, не правильнее ли центру военно-троцкистского заговора слиться с центром правых или троцкистов. ...Я указал Якиру, что для придания большего аналитического веса военному заговору следовало бы втянуть в заговор побольше политических работников и что эту задачу лучше всех сумеет выполнить он, Якир»[76].