Документы свидетельствуют, что в начале 1937 года Сталин не намеревался разворачивать в стране чистку. Он понимал: после принятия новой Конституции страна нуждалась в успокоении. Порядок, спокойствие и стабильность - вот что требовалось народу. О желании усмирить партийных радикалов свидетельствует шифрограмма № 185/ш от 13 февраля 1937 года, отправленная Сталиным «секретарям крайкомов, обкомов, ЦК нацкомпартий, начальникам УНКВД». В ней говорилось:
«По имеющимся в ЦК материалам некоторые секретари обкомов и крайкомов, видимо, желая освободиться от нареканий, очень охотно дают органам НКВД согласие на арест отдельных руководителей, директоров, технических директоров, инженеров и техников, конструкторов промышленности, транспорта и других отраслей. ЦК напоминает, что ни секретарь обкома или крайкома, ни секретарь ЦК нацкомпартии, ни тем более другие партийно-советские руководители на местах не имеют права давать согласие на такие аресты. ЦК ВКП(б) обязывает Вас руководствоваться давно установленным ЦК правилом, обязательным как для парт. сов. организаций на местах, так и для органов НКВД, в силу которого руководители, директора, технические директора, инженеры, техники и конструктора могут арестовываться лишь с согласия соответствующего наркома, причем, в случае несогласия сторон насчет ареста или не ареста того или иного лица, стороны могут обращаться в ЦК ВКП(б) за разрешением вопроса»[30].
В атмосфере общей приподнятой торжественности на следующий день после открытия съезда писателей начал работу Пленум ЦК ВКП(б), продолжавшийся по 5 марта. Одним из основных вопросов повестки дня стала тема о предстоявших выборах в партийных организациях страны, но значительно больше времени заняли дебаты о работе Наркомата внутренних дел. Николай Ежов, назначенный наркомом в ноябре 1936 года, сделал доклад о делах, расследованных органами госбезопасности в 1936 году.
Но только после рассекречивания в конце XX века материалов Пленума стало известно, что он сделал еще один доклад, в котором подверг критике работу аппарата своего предшественника. Все свидетельствовало о совершенно неудовлетворительной кадровой, агентурной и контрразведывательной деятельности системы госбезопасности. При обсуждении темы бывший глава НКВД Ягода в целом признал критику, но одновременно пытался переложить вину за провал работы руководимого им ведомства на обстоятельства. Однако это не нашло поддержки со стороны его сотрудников. Да и не только их.
С критики бывшего наркома начал выступление вышедший на трибуну на утреннем заседании 3 марта секретарь (с 1934 г.) Северо-Кавказского обкома ВКП(б) Ефим Евдокимов: «Здесь выступил Ягода. Как воспринимается его речь? Как гнилая, непартийная речь. Он говорит: «Я, видите ли, виноват, опоздал раскрыть эти дела - и вот жертвы». О каких жертвах говоришь? Эти люди, о которых говорили здесь по первому вопросу, - они жертвы, о них сожалеешь? Об одном надо жалеть, что поздно раскрыли их контрреволюционные дела и что потеряли С. М. Кирова. Вот о чем нам нужно жалеть. Не так нужно было выступать, т. Ягода. Нужно было сказать нам о том, как ты руководил органами НКВД, как и почему получились провалы в работе органов НКВД, а не изображать из себя ягненка. Знаем мы, что ты не ягненок. При чем тут разговоры об органах НКВД как о какой-то замкнутой организации и что они-де варились в собственном соку и прочее?»[31]
Чекистское ведомство Евдокимов знал не понаслышке. Он начал работу на руководящих постах в ГПУ-ОГПУ после Гражданской войны и даже был начальником Секретно-политического отдела. Поэтому он остановился на методах борьбы с диверсиями в предшествовавшие годы: «Вы помните 1926–27 годы. В нашей стране на ряде крупных предприятий прошла полоса пожаров и аварий. Естественно, что мы, чекисты, задумались, как, каким способом повести борьбу, как нащупать врага. В Москве в 1927 г. ... в ОГПУ было совещание полномочных представителей ОГПУ, на котором был поставлен доклад на тему «Борьба с диверсиями».
...Соображение, которое я выдвинул в то время, что в качестве действующих на нашей территории диверсантов являются ни только посланные из-за рубежа специальные агенты (как бы слабо тогда не охранялась граница, но мы много брали шпионов, и не так-то свободно было гулять через границу), очевидно, полагал я, основные кадры диверсантов имеются внутри страны и сидят у нас непосредственно на предприятиях.
...Они действуют, говорил я, не торпедами, не плавающими минами, а и фугасами. Так что диверсантов нужно искать среди людей, работающих на наших предприятиях. (...) К этому времени... мы произвели разоружение на Северном Кавказе, Чечне и Дагестане и добивали остатки бандитских шаек. В этот период в стране восстанавливалось хозяйство, промышленность. Враг вначале не верил, что мы с этим делом справимся, но потом видит, что дела у нас идут успешно, он все свое понимание в борьбе с Советами сейчас же переключает на хозяйство. Борьба с бандитизмом отвлекала наше внимание от охраны промышленности. (...)