18. Молитва
Почему они молчат? Один смотрит на меня... Второй достает какие-то бумаги. Всё молча. Это молчание меня пугает. Оля на автомате подходит к нам и предлагает кофе. А у меня мельтишит глупая мысль: если они согласятся, с Реми будет все хорошо, а если нет, то плохо. Когда всё безвозвратно плохо - кофе не пьют, я права?Пожалуйста, согласитесь.
- Нет, спасибо, - говорит тот, что повыше. Из меня непроизвольно вылетает стон. Господи, он всего лишь отказался от кофе, это ничего не значит! Не значит! Я дура! Дура! Как можно было загадать такое!
- А я, пожалуй, не откажусь. Аромат у вас здесь стоит , надо сказать, такой, что слюнки текут. Не смогу отказаться! - говорит второй сотрудник полиции и даже не понимает, что он не просто согласился, он вернул мне надежду. Реми жив, теперь я чувствую, я верю.
- Пожалуйста, скажите, что с Реми, то есть с Мишей, все хорошо! Пожалуйста! - голос срывается на шепот. Я сейчас не спрашиваю, я прошу. Как будто только от них зависит судьба моего друга. Оля тоже рядом, она волнуется не меньше моего. Убегает за кофе и сразу обратно.
- Ксения Геннадьевна! - начал тот, что повыше. - Ксения, сначала вы нам расскажите всё, что знаете. Где виделись в последний раз, во сколько, заметили ли что-то странное.
И я говорю. Как мы шли. Как вечно болтающий обо всем на свете Реми молчал. Почему пешком. Почему не со всеми. О его последних словах мне. Последних... Нет, нет, нет! Нельзя даже думать так! Он еще мне много всего расскажет! Только так!
- А вы не знаете, почему Максим Витальевич просил вас быть осторожной? О ком шла речь? - вопросы, вопросы, вопросы. Всё так медленно и дотошно! Когда они уже узнают от меня все, что им нужно, и наконец скажут мне о Реми?
- В клубе ко мне подошел один парень, он не понравился Мише. Черниговский Тимур вроде.
Что я такого сказала, не знаю. Но мужчины переглянулись и резко стали убирать все свои бумаги обратно.
- Вопросов больше нет, все понятно! - отрезал один из них. - До свидания!
Они встали и направились к выходу.
- Погодите!!! - я почти кричу, - Так с Мишей- то что?
- Он в отделении травматологии областного госпиталя. На него ночью напали и сильно избили. Всего доброго!
Он больнице. Значит, жив! Мне надо туда. Прямо сейчас! Я должна знать, как он! Что с ним произошло? Я должна попросить прощение! За что? Не могу пока понять, но чувствую, что виновата перед ним. Это я утащила его из клуба, я отказалась от такси! Это я спокойно лежала в кровати, когда он избитый мучался от боли! Я даже не спросила его, как он добрался. Не подумала о нем. Я эгоистка! И я виновата не меньше тех уродов, что напали на него.
Не дожидаясь десяти, мы с Олей с грехом пополам закрыли кофейню и помчались в больницу. Нас к Реми, конечно, не пустили. Не приемные часы. О состоянии Реми тоже молчали: мы ему никто, не положено. Все наши уговоры, мольбы, просьбы разбивались о стену оголенного безразличия. Всё, что нам удается узнать: Реми жив, но находится в реанимации. Это плохо. Очень . Значит травмы, которые он получил, серьезные! Но он жив, а это главное!
Мы стоим у крыльца в расстерянности. Оля набирает Аню, но та тоже ничего не знает, с Егором не общалась. Егор! Он тоже пропал. А вдруг и с ним беда? Гоню эти мысли.
Около одиннадцати звонит телефон. Гена. Сбрасываю. Опять звонок. Опять сбрасываю. Это все из-за него! Из-за него я вернулась домой раньше! Это ему Реми пообещал, что проводит меня! Он виноват не меньше меня! Сейчас я его ненавижу!
Так ничего и не узнав, Оля уехала домой, а я просто иду по улице. Проспект Ленина никогда не спит. Неоновые вывески, фары машин, всегда много людей, даже ночью. Если идти вдоль проспекта квартала три , приду домой к Миронову. Не хочу. Не могу его видеть. Останавливаюсь и ловлю такси.
****
- Кто там посреди ночи?
- Алевтина Егоровна, это Ксюша! Откройте, пожалуйста!
Дверь со скрипом слегка приоткрывается, женщина осторожно выглядывает. Убедившись, что это я, она открывает и впускает меня.
- Ксюша, у тебя все нормально? Почему ночью? И что с лицом, девочка моя? Обидел кто? Плакала? - Алевтина Егоровна стоит в одной сорочке, видно, что я ее разбудила. Мне неловко, неудобно, но больше не к кому обратиться.
- Алевтина Егоровна, у вас нет запасного ключа от бабушкиной квартиры? Я свой потеряла, - вру. Он остался у Мироновых, но я туда не вернусь.
- Погоди, дочка, был где-то. Сейчас вспомню, куда положила. А ты заходи. Давай-давай , иди на кухню. Что же это с тобой? На тебе ж лица нет.
Я не спорю. Иду. Соседка ставит на плиту чайник, достает чашки. Не спрашивая, кладет мне три ложки сахара. Я не пью сладкий чай, но сейчас даже не замечаю этого. Мне без разницы. Этот день выпил меня до дна.