Как мы должны к этому относиться? В какой-то степени наша способность к нечестности требует слияния сил, что свидетельствует о наличии исключительного ума. Быть лжецом - уникальная наша черта, и мы видели, что умение хорошо врать - или активно врать - коррелирует с социальным (и финансовым) успехом нашего вида.
Но, если говорить о более широкой картине, человеческая способность ко лжи, и в частности к вранью, имеет темную сторону, которая может перевесить хорошее. Распространение сомнительной, путаной или ложной информации посредством спонсируемой государством лжи и брехни погубило миллионы людей. От антиеврейской нацистской пропаганды, распространявшейся во времена Ницше, до российского Агентства интернет-исследований, распространяющего в настоящее время антивакцинальные сообщения, - в результате распространения брехни гибнут люди.
Мы стремимся к миру, в котором все нелепости сведены к минимуму, а наши общества и лица, принимающие решения, оперируют одними и теми же базовыми понятиями о том, что реально, а что нет. Финляндия проделала огромную работу по воспитанию своих детей, чтобы они желали и создавали такой мир. Карл Саган красноречиво описал свои методы выявления и устранения брехни в главе "Тонкое искусство обнаружения брехни" из своей книги 1995 года "Мир, объятый демонами". Социальный психолог Джон Петрочелли недавно опубликовал целую книгу (The Life-Changing Science of Detecting Bullshit), посвященную выявлению современной брехни и противодействию ей. Инструменты для выявления и устранения брехни уже давно существуют. Проблема в том, что большинство людей не заинтересованы в том, чтобы овладеть этими инструментами.
Причина этого проста: Эволюция создала людей как лжецов. Лжецы, которые, как ни странно, восприимчивы ко лжи. Это проблема, характерная только для нашего вида. Мы не являемся исключительным видом, потому что можем обманывать; как мы уже видели, другие виды - от насекомых до каракатиц - производят коммуникативные сигналы, содержащие ложную информацию. А некоторые из них даже намереваются обмануть других. Но наш вид вплел намерение обманывать - лгать, манипулируя убеждениями других, - в саму ткань нашей марки социального познания. В лучшем случае мы можем воспитать в наших детях чувствительность к распространению ложной информации и желание уменьшить вред, который она наносит. Но мы не можем избавиться от человеческой способности производить ложь и верить в нее так же, как не можем избавиться от способности ходить прямо. Это наша сущность.
Представить себе мир, в котором люди избавились от брехни и токсичной лжи, - значит попасть в мир научной фантастики. Пока у нашего вида есть теория разума, язык и способность к специализации, мы будем оставаться видом, который лжет, несет чушь и кастрирует пони под ложными предлогами. Это неизбежные последствия наших когнитивных даров. Мы можем минимизировать ущерб, обращаясь к научному мышлению, но даже те из нас, кто погружен в науку, останутся людьми, а значит, склонными к брехне.
Животные живут в мире, где обман существует лишь как небольшое подмножество их коммуникационных систем. Установилось равновесие, при котором честность является нормой. И когда животные лгут, последствия этого скорее милые, чем катастрофические, как, например, попытки каракатиц, загипнотизированные цыплята или хромые ржанки. Люди же, напротив, настроены на то, чтобы и обманывать, и быть обманутыми. Эта токсичная комбинация в настоящее время направляет нас по очень мрачному пути. Такие страны, как Финляндия, активно занимаются корректировкой курса в масштабах всей страны. Животные, с другой стороны, не нуждаются в коррекции курса; естественный отбор уже создал коммуникативные системы, которые сводят к минимуму присутствие брехни. Это нам, людям, нужно найти новые решения для саморазрушительных проблем, которые мы сами себе создаем благодаря нашей способности лгать в сочетании с нашей врожденной склонностью верить. Вопрос в том, сможем ли мы спастись от самих себя до того, как поток лжи смоет наш вид с этой планеты?
Глава 3. Обратная сторона знания будущего
Как странно, что эта единственная и общая для всех вещь не оказывает на людей почти никакого влияния, и что они наиболее далеки от того, чтобы считать себя братством смерти!
-Ницше
Талеке было двадцать лет, когда 24 июля 2018 года она родила свою дочь. Несмотря на полный срок беременности, она умерла вскоре после рождения. В обычных обстоятельствах для определения причины смерти был бы приглашен эксперт. Но это были не обычные обстоятельства.
Сразу после смерти ребенка Тахлекуа сделала то, что вскоре захватило весь мир. Она стала носить своего мертвого ребенка с собой повсюду, куда бы ни пошла. Она делала это несколько недель подряд, что очевидцы назвали путешествием скорби. В этот период она редко ела. Когда она спала, члены ее семьи по очереди сами носили младенца. "Мы знаем, что ее семья разделяет ответственность... что она не всегда одна несет его, что они, похоже, сменяют друг друга", - сказала Дженни Аткинсон, наблюдавшая за развитием событий.
Международные новостные агентства отправились в Сиэтл, штат Вашингтон, чтобы засвидетельствовать скорбь Тахлеки. Сочувствие пришло со всего мира. Люди писали о ней стихи. В Твиттере публиковали рисунки, на которых она несет своего ребенка. В газете New York Times появилась статья писательницы Сьюзан Кейси о том, как лучше всего пережить коллективную боль, которую испытывала общественность, наблюдая за горем этой матери.
12 августа 2018 года, спустя семнадцать дней, Тахлекуа наконец отпустила своего младенца. Ее тело опустилось на дно Тихого океана. Через несколько дней ученые из Центра изучения китов в Пятничной гавани в Вашингтоне подтвердили, что Тахлекуа отправилась дальше, охотиться на лосося у побережья островов Сан-Хуан. Она снова стала прежней.
Если до сих пор не было понятно, Тахлекуа - не человек. Она - касатка, известная в народе как косатка, самый крупный вид дельфинов. Дженни Аткинсон была не просто свидетелем, но и директором Музея китов в Вашингтоне, внимательно следившим за этим беспрецедентным событием. В рецензируемой научной литературе можно найти множество примеров подобного поведения дельфинов: матери несут на своих рострах (клювах) мертвые тела своих младенцев, постоянно подталкивая их к поверхности. Дельфины таким образом заботятся о больных или ослабленных членах семьи, поддерживая их у поверхности, чтобы помочь им дышать. Однако вынашивание детенышей обычно длится всего несколько часов. Именно это делает семнадцатидневное бдение Тахлекуа таким уникальным. Это было так долго, что сказалось на ее собственном здоровье. Она заметно похудела после того, как несколько недель не ела, сосредоточившись на том, чтобы проталкивать свое тельце через воду. Даже ученые, обученные беспристрастно наблюдать за поведением животных, были заметно потрясены. "Я рыдаю", - сказала Дебора Джайлс, научный сотрудник Центра биологии охраны природы Вашингтонского университета. "Я не могу поверить, что она все еще носит своего детеныша на руках".
Многие газетные репортеры описывали поведение Тахлекуа как пример траура, как неоспоримый пример животного горя. В этих репортажах использовались такие слова, как "бдение" и "похороны" - понятия, тесно связанные с пониманием и реакцией на смерть, которые мы обычно считаем уделом людей, а не животных. Однако некоторые эксперты по поведению животных утверждают, что описание вынашивания детеныша как продукта горя - это не что иное, как антропоморфизация, несправедливое приписывание животным человеческих эмоций и познания. "Мы разбавляем реальные, сильные и наблюдаемые человеческие эмоции, наделяя других животных теми же эмоциями так свободно, без всякой научной строгости", - утверждал зоолог Джулс Ховард в газете The Guardian.
Однако я не хочу тратить эту главу на разбор подводных камней антропоморфизма. Вместо этого я хочу рассмотреть конкретную проблему того, что означает смерть для нечеловеческих животных. Потому что смерть для них что-то значит. Она что-то значила для Тахлеки. Но что? Эта глава посвящена тому, чтобы выяснить это. И в конце этой главы, даже если мы уверены, что люди понимают значение смерти на более глубоком уровне, чем Тахлекуа или другие животные, - на настолько глубоком уровне, что мы должны оставить такие слова, как горе и траур, только для нашего вида, - мы все равно остаемся с более важным вопросом. Лучше ли люди, чем другие виды, благодаря нашему пониманию смерти?