Васил с отчаянием махнул рукой:
— Не жалко, даже если околеют! Доктор сказал, что у них сап. Хочет пристрелить их… Ну, полезай, поехали!
— Подожди, выпьем по рюмочке!
— Не стоит, поехали!
Велико постоял немного, широко раскрыв глаза от удивления, и полез в телегу. Гармонь его при этом несколько раз жалобно пискнула. Васил принялся подробно рассказывать, что ему сказал ветеринар:
— Даже если околеют мне не жалко! — снова повторил Васил, закончив свой рассказ, и дернул за поводья. Кобылки тронулись с места галопом, после поворота пошли рысью, а потом снова перешли в галоп.
Великово село располагалось в трех-четырех километрах от поместья. Когда они добрались до дома Велико, он спрыгнул с телеги, придерживая рукой гармошку, и достал из кармана часы. Посмотрев на циферблат, удивленно присвистнул:
— Как на скором поезде! Ну и лошадки! Эх, люблю таких!
Айа стояла, вытянувшись в струнку. Черная снова повернула к ней морду и легонько подтолкнула ее…
С того дня кобылок стали держать в отдельном хлеву и уже не выводили. Там их и кормили, и поили — так приказал ветеринар. Айа с трудом привыкала к заключению, все дергала поводья, вертелась в стойле, а глаза ее, горевшие огнем надежды, были устремлены на дверь, к свету. Черная терпеливо сносила все, но когда Айа нервничала, она тоже вела себя беспокойно: переставала есть, прижимала уши к голове и не двигалась.
Айа тоже часто отказывалась есть, подолгу лежала, вообще, стала ленивой. Порой Митуш заставал кобылок одну напротив другой — они будто обнимались, почесывая зубы. В такие минуты дядюшка Митуш замирал в дверях: он знал, что лошади делают так из чувства нежности друг к другу.
Однажды он переводил Айю из одного стойла в другое (хотя это ему строго запрещалось) и случайно выпустил ее наружу. Сразу же кликнули батраков, чтобы поймать. Им удалось загнать ее в ригу — ту самую, куда ее впервые привели вместе с черной кобылкой. Однако все усилия накинуть на нее узду оказались тщетны: Айа разбежалась и легко, без видимых усилий перелетела через высокий дувал. Крик восхищения и удивления вырвался у всех из груди. Айа ветром понеслась по полю. Лишь копыта зацокали где-то вдали, а потом все стихло.
Наигравшись вволю, Айа вернулась и остановилась у хлева. Ноздри у нее раздувались. Потом она сильно фыркнула, словно вздохнула, и устало замерла. Хвост медленно опустился. Айа притворилась, что не видит дядюшки Митуша и безропотно позволила поймать себя.
Прошло довольно много времени. Однажды в имение приехал ветеринар. Осмотрев лошадей, он предложил проделать последний опыт: нарочно свести вместе кобылиц и тощего осла, которого Васил не так давно купил.
— Если осел выживет, — сказал ветеринар, — значит лошади здоровы, но если сдохнет — они больны сапом, и тогда делать нечего, нужно их пристрелить.
Осла закрыли на ночь в пустом овечьем загоне, а утром его нашли мертвым. Сомнений больше не оставалось: лошади больны. Однако Васил все еще продолжал надеяться на чудо. «Как же можно погубить такую здоровую, крепкую скотину? — думал он. — Как можно убить Айю!»
Но однажды утром, гораздо раньше, чем ожидали, прибыл ветеринарный фельдшер в сопровождении стражника. Васил с горя ушел со двора, и тяжкий жребий выпал вновь дядюшке Митушу. Расстроенный, он вошел в хлев, дрожащими руками отвязал поводья — думал сначала вывести черную, а отвязал Айю, и на длинной веревке повел ее наружу.
Во дворе Айа остановилась, подняла голову, глубоко втянула в себя воздух и посмотрела на поле. Два-три раза тяжело вздохнула и фыркнула, словно сбросила с себя тяжкий груз. И вдруг запрыгала, заиграла, совсем как шаловливая девчонка.
— Э-эх, Айа, э-эх! Э-эх! — выкрикивал дядюшка Митуш, чувствуя, как глаза его наполняются слезами.
Вместе с фельдшером и стражником, который снял с плеча карабин и нес его в руке, все направились в ближайший овраг. Айа продолжала весело взбрыкивать. Вскоре процессия скрылась из виду, и из оврага один за другим донеслись два выстрела.
Не прошло и получаса, как Васил увидел, что дядюшка Митуш возвращается. Еще издали было заметно, как он расстроен: брови у него были нахмурены, он сердито ругался.
— Что случилось? — спросил Васил.
— Что может случиться — напрасно кобылу загубили, вот что случилось! Абсолютно здоровую кобылу. Ничем она не болела. Фельдшер разрезал ей вот здесь, в горле — и ничего. Простудилась немного, только и всего. Совсем здоровая. А я ведь, старый дурень, так ведь и думал!… Э-эх!
Позднее поняли, что осел сдох не от болезни, а от холода. И без того он был хилый, а та ночь выдалась особенно холодной, к тому же и дождь со снегом шел, а потом все заледенело.