На него страшно было смотреть: огромный, неимоверно раздувшийся, он напоминал рыбацкий баркас, а брюхо почти касалось земли. Глаза были мутными, изо рта тонкими струйками стекала пена. Он еле-еле держался на ногах и в любой момент был готов рухнуть на землю. Аго снова заплакал:
— Сдыхает вол… Добрый вол, а сдыхает…
— Конечно сдохнет, коли не смотришь за ними, — сердито ответил ему дядюшка Митуш.
Он сунул руку за пояс и вытащил оттуда шило (сейчас Аго понял, что Митуш достал из мешка), подошел к Ко муру и принялся его щупать между ребрами. Пощупал там, пощупал тут — как будто искал какое-то определенное место. Найдя его, отметил левой рукой, но положил ее чуть сбоку, а правой размахнулся и изо всех сил всадил шило в бок вола.
Аго, изумленный, ахнул. Комур же только помотал головой — и все. Дядюшка Митуш вытащил шило, раздался звук «пуф, пуф» — вроде как открылся какой-то клапан. Стали выходить газы, собравшиеся в желудке у вола, и спустя немного времени Комур оживился, а надутый, словно воздушный шар, живот стал быстро уменьшаться в размерах.
— Ты что думаешь, это шило простое? — весело проговорил Митуш. — Нет, брат, это не просто железо, оно через алектрику пропущено… Ну, чего рот разинул, поводи вола, не давай ему стоять на одном месте.
Через несколько дней Комур стал прежним, словно ничего и не было. За эти несколько дней он даже успел напакостить: пока его никто не видел, напился только что надоенного молока из ведра. Но и доброе дело совершил: как-то раз он куда-то бежал — стремительно, тяжело (после борьбы с другими волами) и чуть не налетел на ребенка Галунки. Однако, не добежав до малыша, свернул в сторону, чем немало удивил всех, а Галунка даже заплакала от радости…
Спокойный, смирный и добродушный, он стоит перед хлевом и мерно жует что-то. Дядюшка Митуш и Аго завтракают на террасе. Комур жует и внимательно смотрит на них. В глазах его читается любопытство.
— Совсем поправился Комур, словно ничего и не было, — говорит дядюшка Митуш. — А красавец какой, даром что безрогий. Добрый вол, сильный. Какому-нибудь бедняку такого вола, да еще одного в придачу — и горя знать не будет. И работать станут, и кормить его и детей… Добрый вол… Только вот… обжористый немного…
Комур перестал жевать, прислушался и пренебрежительно пыхнул ноздрями.
— Пых! — засмеялся Аго. — А вот как всадят тебе шило в пузо, тогда будешь знать, как пыхтеть!
Дядюшка Митуш ласково посмотрел на Комура, даже запел себе под нос:
«Пых! Пых!» — снова выдохнул Комур. И снова принялся жевать. Какой-то дрозд опустился ему на спину, походил там, походил, словно по горной вершине, осмотрелся по сторонам и деловито стал выдергивать пучки свалявшейся шерсти, которую вол как раз менял. Собрав необходимое ему количество, вспорхнул и полетел к гнезду, которое устроил между черепицами.
ВАСИЛЕНА И ХОЗЯИН
Переступив порог Галункиного дома, Захари остановился и перевел дух, словно только что избавился от чего-то неприятного. Лицо его тотчас приняло веселое и беззаботное выражение. На людях он вынужден был притворяться, старался не смеяться, шел так, будто его мучила нестерпимая боль; в противном случае Севастица могла бы упрекнуть мужа в том, что он радуется свободе, тогда как она, больная, страдает.
Галунка пригласила Захари в комнату. Там он уселся на лавку под окном, не заметив, что она чем-то встревожена.
— Какая прохлада… Знаешь, Галунка, мне у вас всегда хорошо, легко как-то на душе, есть с кем словечком перемолвиться. А то все счета, да счета… Надоело! А где Василена? Нет ее, что ли?
Галунка пробормотала что-то невразумительное, но Захари, не слушая, продолжал:
— Принеси-ка мне ракии, Галунка. А то дома Севастица сердится, когда я пью. Хочу здесь, в холодке, выпить рюмочку. Подумаешь, рюмка ракии. Только собирались пойти прогуляться с Севастицей, как у нее заболела голова. Сейчас она прилегла. Знаешь, какая коварная эта головная боль — раз, и человек сам не свой… Пусть отдохнет немного, пусть…
Он выглянул в окно.
— Так где же Василена? Куда она запропастилась?
— Она в огороде, скоро придет, — ответила Галунка.
Она принесла на подносе графинчик с ракией. Как всегда, Захари опрокинул две рюмки подряд, а потом стал ждать, глядя в окно и улыбаясь своим мыслям. Галунка присела в сторонке и склонилась над вязаньем. Не по душе ей были эти частые посещения хозяина. Все давно заметили, что он приударяет за Василеной, не хватало только, чтобы об этом узнала Севастица, и тогда… Страшно даже подумать, что тогда будет. Но и Василена тоже хороша, осуждающе подумала Галунка. Сначала она вела себя сдержанно и даже подтрунивала над хозяином, но потом стала прислушиваться к тому, что он говорит; явно, ей была приятна его компания. А ведь они уже договорились с Велико, жестянщиком из Сарнено, о свадьбе, уже и документы к венчанию были готовы — и его, и ее. А Василена чего-то тянет, все откладывает.