— Не знаю, что с ним приключилось, — проговорил Ерофим тонким, почти женским голосом. Он был невысокого роста, тщедушный, у него не росли ни борода, ни усы. — Все было вроде нормально, и вдруг упал… Цоб-цобе! — вдруг закричал он, размахивая кнутом. — Вставай, Комур! Эх, и ты тоже…
Комур заболел — это было видно с первого взгляда. Дыхание его было таким частым, что в такт ему даже покачивалась голова. Глаза стали мутными и приобрели какой-то синеватый оттенок. Он пошевельнулся, вытащил из-под себя одну ногу, отдохнул немного, потом вытащил другую.
— Вставай, вставай, Комур! Цоб-цобе! Вставай! — кричал Ерофим.
Комур с трудом поднялся. В горле у него что-то заклокотало, а потом глухо отозвалось в желудке. Марин взял клок сухой травы и принялся вытирать его бока, живот. Когда он устал, Ерофим продолжил растирать вола. От этих растираний состояние Комура несколько улучшилось. Он приободрился и неожиданно угрожающе замотал головой, выставив вперед куцые рога, — как всегда делал, когда хотел бодаться. Все засмеялись, а из глаз Галунки хлынули слезы.
— Все в порядке! — радостно сказал Марин. — Комур здоров, как вол!
— Все в порядке! — эхом отозвалась Галунка.
Вместе с другими волами Комур дошел до хлева. Шел, как обычно, когда был здоров. Но, в нескольких шагах от ворот, зашатался и рухнул. Сбежались батраки, попытались его поднять. Комур постоял немного, совсем недолго, и вновь опустился на землю. Сначала он лежал так, как обычно лежат волы, когда отдыхают: с подогнутыми под себя ногами. И это было добрым знаком. Но глаза его были какие-то потухшие, он не жевал жвачку. Часто оборачивался назад, будто пытаясь прогнать надоедливую муху, и вытягивал морду, слегка касаясь живота, — как видно, где-то там загнездилась боль. Дышал он с трудом. Иногда, затаив дыхание, беспокойно, с какой-то внутренней тревогой, всматривался в окружавших его людей, будто моля о помощи.
Батраки отчаялись, они не знали, чем ему помочь, и только с жалостью смотрели на его мучения. И так как других волов еще не распрягали, с них сняли упряжь и с особым усердием заставили пробежать через еще дымящиеся костры. Хорошо было бы и Комура провести через огонь, но его невозможно было поднять. Батраки вновь собрались вокруг него. Опять попробовали его растереть пучками сена, вспомнили и о другом средстве: взяли толстую гладкую палку и, держа ее с двух сторон, принялись тереть этой палкой брюхо вола — от груди к хвосту. Но и это не помогло. Как только его оставили в покое, Комур тут же повалился на землю. Но на этот раз не подогнул передние ноги, а вытянулся на боку. Один рог у него вонзился в землю. И он тяжело, совсем по-человечески застонал.
Все это время Галунка находилась в доме. Но и там она не могла усидеть на месте, ей было боязно. И Галунка направилась в хлев. Комур, как и прежде, лежал на земле. Слуг не было — они разошлись по своим делам. И только Ерофим сидел на камне рядом с волом и преспокойно, как будто ничего не произошло, ел хлеб. Он не видел Галунки, стоявшей позади него, и разговаривал сам с собой:
— Какие добрые все волы. И паслись хорошо, и воду пили. А этот Комур все задирал кого-нибудь, бороться ему хотелось. Того пырнет рогом, другого. Хороший вол, а вот на́ тебе — упал, умирает…
Комур лежал огромный, непомерно раздувшийся. Ноги были вытянуты в сторону, голова бессильно покоилась на земле.
— Такая штука — жизнь… Хороший был вол и на́ тебе — упал… умирает…
Комур вздохнул, взметнув облачко пыли у себя под носом. Потом приподнял веки и взглянул на Ерофима. Ерофим тоже внимательно поглядел на вола, подошел к нему вплотную, присел на корточки, взял корочку хлеба и попытался насильно засунуть волу в рот, приговаривая:
— Ешь, ешь, Комур… Поешь немного, посмотришь, как тебе сразу полегчает. И сила появится. На, Комур, на поешь…
А другой рукой он ласково поглаживал вола по лбу. Галунка заплакала, закрыла лицо руками и побежала прочь.
Пошел дождь. Всю ночь лило, как из ведра. Сверкали молнии, гремел гром. Казалось, что никогда прежде на землю не выливалось столько воды. Вокруг шумели потоки. А утром взошло солнышко — и все заблестело, засияло, зазеленело.
Болезнь у животных вдруг исчезла, точно ее рукой сняло. И Галунка часто задавала себе вопрос: что же все-таки помогло остановить падеж скота? «Целебный огонь» турка, лекарство доктора, которое привез Васил, или ее смыл дождь? Но что бы то ни было, болезнь исчезла, и осталось от нее лишь страшное воспоминание, подобное ужасному сну.