Когда-то однажды Уршула напал на этот город – не на поселение, а на обустроенный и защищённый город.
Крыло, правая задняя нога и нижняя часть туловища всё ещё ныли от воспоминаний о той жгучей боли.
Тем не менее, эти чужаки не могли остаться безнаказанными.
Уршула поднялся выше в темнеющее небо. Он издал рёев, желая, чтобы его нападению предшествовал ужас.
Пройдя сквозь облака, он выровнялся и представил себе этих жалких глупцов, выстроившихся вдоль городской стены и в отчаянии всматривающихся в небо.
Некоторое время он летел на юг и затем нырнул. Всей своей мощью устремившись вниз, он на полной скорости вылетел из облака. Ветер свистел, обтекая его распростёртые крылья. Он слышал крики. Он видел мельтешение. Он чувствовал крошечные стрелы, настигавшие его.
Он пересёк стену и атаковал их кислотным дыханием, прочертив опустошающую линию в центре города. Несколько стрел задело его. Одно копьё поднялось достаточно высоко, чтобы достать Уршулу в воздухе.
Но он ушёл, пролетев над южной стеной.
Лёгкий наклон крыльев позволил дракону снова взмыть вверх.
Дракон знал, что ко второму заходу они подготовятся лучше, но второго захода не было.
Уршула поднялся ещё выше. Он вновь взял курс на север и пролетел высоко над городом за пределами досягаемости крошечных стрел.
Он заскользил вниз, пролетая над остатками лагеря дварфов, затем нырнул и погрузился в пруд, подняв стену воды высоко в воздух.
Опускаясь, он сложил крылья, и теперь огромное тело дракона, извиваясь, проталкивалось сквозь холодное течение подземной реки, несшей талые воды с Великого Ледника.
Уршуле всегда хватало воздуха, чёрные драконы прекрасно приспособлены к подобным условиям. Несколькими минутами позже он повернул в боковой проход. Лавовый туннель древнего вулкана постепенно поднимался, так что спустя довольно длительный промежуток времени дракон вылез из воды.
Он безошибочно следовал сетью поземных путей, пересекая коридоры столь широкие, что порой мог развернуть крылья, и столь узкие, что чешуйки задевали червей и корни деревьев, когда он проползал по ним. В одном из узких коридоров Уршула остановился и принюхался, затем кивнул, поняв, что находится параллельно своему логову.
Повернув голову к мягкой земле, дракон выпустил кислотное дыхание и, постепенно распыляя его, стал плавить и разрыхлять почву перед собой, продвигаясь вперёд.
Он попал в южный край боковой комнаты своего логова, прополз вперёд и стряхнул торф и землю с прилегавших друг к другу чешуек. Он остановился, хлопнул длинным толстым хвостом по земляной стене, обрушивая оставшийся позади туннель, и издал рык, больше похожий на кошачье урчание. Его светящийся взор обратился на ложе из монет и драгоценностей, наборов кольчуги и оружия. Он бросил свежий мешок сокровищ поверх кучи и скользнул вперёд.
Дракон лёг с приятными мыслями о разрушении, вновь поразмышлял над вкусом дварфа, сырого и приготовленного. Язык проскальзывал между огромных клыков в поисках остатков и сладких воспоминаний.
Затем светящиеся глаза дракона закрылись, логово погрузилось в непроглядную тьму, и Казимил-уршула-келлоакизилиан, Чудище Болот, уснул.
– Незначительный ущерб от слабого змея, – произнесла Байфаст Ледяная Смерть. По своему обыкновению она появилась в облике эльфа, при этом волосы её светились серебром, в отличие от обычного золотого или чёрного, а кожа была немного более бледной. Глаза же вообще не соответствовали остальному облику, они являли собой холодный оттенок жёлтого с чёрной полосой по центру, как глаза охотящейся змеи. – У Палищука начинают появляться шрамы, о которых ты предсказывал несколько лет назад, но это лишь несущественные последствия.
В комнате находился некто, сидевший за небольшим столом перед тремя большими книжными шкафами, медленно повернувший голову в сторону Байфаст. Ткань его серого плаща была разделена на полосы, приоткрывавшие бархатно чёрную мантию под ним. Его широкие рукава свисали с края стола, и когда фигура повернулась, стали видны пальцы.
Костяные пальцы. Живой скелет.
Под объёмным капюшоном мантии была лишь тьма, и Байфаст была этому рада.
Но её облегчение длилось не долго, так как Женги поднял одну из своих костяных рук и откинул капюшон назад.
Её глазам предстал серовато-белый череп. Куски гниющей плоти и нечеловеческие, потусторонние глаза – точки красно-жёлтого огня – заставили Байфаст отвернуться. И запах, эссенция самой смерти, практически гнал её прочь из комнаты.