- Нет, за то, чтобы нам, умным, везло еще больше, чем всяким емелям.
- Нет, пить я больше не могу, - простонал Антон.
- Да что ты как баба? - разозлился Олег. - Чтобы я еще куда с тобой пошел!
- Я и сам с тобой больше никуда не пойду, - икнув, заверил Антон и вывалился в двери.
9
Дома на рабочем столе Антона поселилась лягушка с глазами, как у Юленьки.
Иногда он даже подмигивал ей в те дни, когда ему особенно везло, а везло ему во всем - и в работе, и в любви, точнее, шансов влюбиться было много.
В офисе секретарша так и ходит вокруг, как лиса вокруг кувшина с молоком. Прямо сказать "отвяжись", обидеть девушку Антон не мог. Да и вроде нравится, симпатичная, но почему-то хочется послать ее в болото, чтобы не отвлекала от главного.
А главное было доказать лягушке, точнее, Юле, что...
Что - Антон и сам толком уже не знал...
То, что он сильный, наверное...
Понятие силы у каждого свое. Для Макса - защитить слабого, не зависимо от того, хочет ли этот слабый его защиты.
Для Олега - красиво поиграть мускулами, накаченными в тренажерном зале.
А мама всегда говорила, что быть сильным, значит, остаться человеком при любых обстоятельствах.
Быть сильным - значит разлюбить Юлю. Или просто уйти из ее жизни, не пытаться ничего доказывать Максу и тем более ни в коем случае не попадаться ему на глаза, иначе, чего доброго, снова спасет.
Но Юля подарила лягушку. Интересно, зачем?
Во рту стрела, стрела летела в будущее, а попала в болото.
Макс и сам чувствовал себя порой слабым лягушонком, карьера, жизнь летит стрелой, а чувства завязли в болоте.
Антон не знал, кто из них больше завладел его мыслями - Юля или Макс.
Последний так глубоко вошел в его сознание и подсознание, что иногда он видел себя во сне Максом.
Сюжет у сновидения каждый раз был один и тот же. Он, Макс, протягивает руку ему, Антону, нелепо угодившему в болото.
Иногда в этом сне фигурировала и Юля.
Каждый раз Антон просыпался от страха, что не сможет, не успеет спасти, а потом с облегчением вспоминал, что он Антон и есть.
Антон даже заметил закономерность. Увидеть Макса во сне - к повышению зарплаты, продвижению по службе или как минимум похвале от начальства.
А Юля... Юлю Антон редко видел во сне, и каждый раз это было что-то неосязаемое, неуловимое, как отражение в мутной воде.
И каждый раз после такого сна Антон задумчиво пил кофе, пытаясь снова и снова почувствовать, но уже в реальности, каково это - быть Максом Орловым, старался усилием воли воссоздать в своем теле силу, исходящую от друга-врага, словно совершал какой-то индейский обряд. Но почему-то мог вспомнить только страх. Страх за него, за Антона.
Как бы то ни было, Антон старался не думать о Юле.
Пару раз порывался даже выбросить лягушку, но она смотрела так жалобно любимыми глазами, протягивая стрелу, что Антон оставлял царевну в коже квакши на месте.
Он даже обратился к психологу по подсказке того же Олега. Но седовласый профессор глубокомысленно изрек:
- Чаще всего ко мне обращаются с несчастной любовью, но именно здесь, по моему глубокому убеждению, психология бессильна, а если кто-то и берется лечить несчастную любовь, как любую другую зависимость, советует заняться делом. Вы, я так понимаю, молодой человек, итак заняты делом... И даже если вы станете трудоголиком или алкоголиком, одна зависимость не вытеснит другую, как это часто бывает в случае с другими зависимостями.
Олег только развел руками. Семейный психолог всем всегда помогал, точнее, психолог его бывшей семьи...
Тем не менее из всего скупо сказанного профессором одна мысль показалась Антону здравой. Вытеснить одну зависимость другой.
Он и сам, пусть неосознанно, шел уже по этому пути. И путь этот вел наверх, только наверх, никуда не сворачивая, как бы ни манили стрелы-указатели свернуть по горизонтали.
Наваждение постепенно отступало. Только лягушка на столе все еще напоминала о нем.
Антон привык к ней, как привыкают к домашнему животному.
Как кошка, лягушка чувствовала себя здесь хозяйкой квартиры.
10
Москва расставила все по местам. Вдали от Макса и Юли дышалось и думалось легче. Лягушка незаметно переместилась со стола на шкаф и смотрела оттуда с укором.
Седовласый профессор оказался не прав: одна зависимость постепенно вытесняла другую. С таким же самозабвением, как раньше в мысли о Юле, Антон погружался в работу.
Карьера заметила ему любовь.
Домой Антон ездил все реже, разве что когда требовалось помочь матери.
Просьбы начинались всегда с одной и той же фразы: "Извини, сынок, понимаю, что отрываю тебя от важных дел, но..." Далее следовала собственно просьба.
"Да, конечно, приеду, мама", - обещал Антон и при первом же удобном случае мчался домой. На поезде. На самолете. На чем угодно, только не на автомобиле, как будто боялся, что не выдержит однажды, снова свернет в болото.