В конце войны мать наскребла денег и купила породистого щенка, которого назвала Джулем. Вернувшимся из эвакуации детям она сказала, что первого Джуля отдали на фронт и он погиб с миной под танком. Дети хмуро выслушали легенду о своем любимце и с готовностью приняли в свою компанию Джуля-второго. И только много лет спустя, когда мать поведала им об участи пса, признались, что знали правду с самого начала, но договорились не подавать виду...
Сейчас на дворе 2000-й год, 55-й год Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Не всегда знали, как воевать, не всегда могли, многого не умели, но все четыре года народ страстно хотел освободить родную землю. Хотели все - от блокадного пацана, стоявшего на ящике за токарным станком, до близорукого профессора в шинели народного ополчения. И свершилось!
Попреки давно ушедшей матери я уже не считаю преувеличением. В формуле успеха я бы поставил слагаемое "хотеть" на первое место.
Хотеть, знать, мочь, уметь... Мы многое знаем, многое можем и умеем, но не всегда хотим. Владимир Высоцкий, когда я - запинающийся от робости внештатник "Известий" - брал у него в семьдесят четвертом году интервью, устало произнес перевернувшую душу фразу: "Пойми, паренек, мы живем в безвременье".
Сейчас мне кажется, что безвременье - отсутствие понятной всем цели, продолжается. Вялотекущая драка между телевизионными партиями не тянет русского человека ввязываться в то, что и конфликтом не назовешь. Народ хорошо отличает петушиные наскоки от мордобоя, избиения слабого. "В драке не выручат, в войне победят", - говорит про всех нас Жванецкий.
В канун юбилея Победы я стал свидетелем резкого разговора между бывшим гражданином России, а ныне французским подданным, и питерским кинорежиссером.
- По прошествии многих лет русским стало понятно, что гордиться они могут лишь двумя датами - Днем космонавтики и Днем Победы, - заметил новый француз.
- А чем тогда гордиться Европе, Америке, твоей Франции? - посуровел кинорежиссер. - Днем взятия Бастилии? Эйфелевой башней? Открытием "Макдональдсов" и статуей Свободы?
- Вот именно, свободой!
- Когда немцы напали на Францию, сто восемьдесят тысяч кадровых военных сдались в плен. Для них личная свобода была важней, чем независимость родины. Одним словом, - свобода, равенство, братство. И хоть трава не расти...
Расстались они чуть ли не врагами...
Всем, кто успел повоевать в той войне, уже за семьдесят. Моему старшему брату, погибшему в сорок третьем при форсировании Днепра, сейчас было бы семьдесят пять. Он мог бы быть дедушкой. У меня хранятся его бодрые фронтовые письма к матери в блокадный Ленинград. Он не хотел погибать, он хотел победить. Дух бессмертен, и его хотенье я ощущаю и сейчас, в смутное для России время. Я уже втрое перерос брата по возрасту, но он остался моим старшим восемнадцатилетним братом - вихрастый паренек, не ставший дедушкой...
Газета "Литературный курьер"
No 5 (10), май 2000 года