Выбрать главу

Из неопубликованных разговоров:

– Некоторые люди не читают ужастики и фэнтези. Они закрывают книгу со словами: «Там всё неправда!». Как будто в «Анне Карениной» всё прям по реальным событиям! Я считаю, что есть хорошая и плохая литература, но не может быть один жанр ниже другого.

Глава 24

Работа с психологом 2

Все мы остаёмся детьми, сосланными во взрослую жизнь. (с)

Мы выяснили, что все мои страхи (кто бы сомневался!)из детства. В три с половиной года мои родители уехали на месяц на заработки, и я осталась с бабушкой. Я была слишком маленькой, чтобы понимать, почему они уехали, куда и когда вернутся. Не помню, чтобы кто-то мне это объяснял. А когда ребёнок не знает, почему уехала мама, он начинает додумывать сам. И поскольку думать о таких сложных вещах, как работа в этом возрасте он не может, он думает, что мама уехала, потому что с ним что-то не так. Он, должно быть, плохой. Я так и думала. Причём, периодически думаю до сих пор. До этого я не знала почему, а вот теперь кое-что становится ясным. Я тогда очень скучала. И именно тогда, живя с бабушкой, мой дядя стал меня пугать, переодеваясь в чудовище.

Мне было так страшно, что я никому об этом не рассказала. Только стала писаться по ночам. А когда мама приехала, не отпускала её ни на шаг и очень боялась, что она снова куда-нибудь исчезнет. Мама – это безопасность, которой у меня в нужный момент не было. Впрочем, были и другие моменты, когда эта безопасность была, но обычно мы запоминаем то, что больше всего болит. Моё детство было хорошим, но оно было отравлено страхом, и я думаю, это в большей мере негативно повлияло на меня. Я боялась всего на свете и была довольно подозрительной. Даже не знаю, почему я никому не рассказала про «чудовище». Мне просто не пришло это в голову. Гадать сейчас нет смысла, но родители всегда были открыты и готовы меня выслушать. Я знаю это сейчас, но знала ли тогда? Не уверенна. Мне казалось, что меня бросили и что у всех есть мамы, кроме меня. До сих пор помню это чувство: смесь одиночества и отвергнутости. Всё было не так, но детскими глазами я воспринимала это по-своему. Очень по-своему. Мне нужны были разговоры и объятия. Объяснения и любовь. Я не чувствовала этого именно в тот отрезок времени. Появились страхи. И «чудовище» – самый маленький из них.

P.S.

– Как у тебя дела с вегетарианской едой в больнице?

– Повар удивлённо на меня посматривает, но всё в порядке.

– Ну что ж, пусть расширяет свой кругозор.

Этот невинный диалог (и многие другие) дали мне понять, что мой психолог всегда (в разумных пределах) за меня. До этого я получала сигнал о том, что другие люди, может быть, чего-то не понимают, не знают и делают какие-то вещи (даже полную дичь) не специально. Нужно их понять и простить. Встать на их место. Посмотреть их глазами. А мои собственные чувства как будто оказывались на заднем плане. Ну неприятно тебе вот это, но человек же не специально! Теперь я понимаю, что это неважно. Специально или нет. Почему я должна всех понимать, если это меня саму огорчает? Почему некоторые люди позволяют себе быть некультурными и нетактичными, а я должна входить в их положение? Не должна, но я была так воспитана. И я по-прежнему считаю, что хамство – дело последнее, но теперь мне не нужно закрывать глаза на собственное недовольство или ставить довольство других на первое место.

Из неопубликованных разговоров:

– Пока один ребенок бесчувственно бьёт куклу, второй при виде этого аж за сердце хватается. Тебе не надо ничего не чувствовать и быть, как психопаты.

Вздыхает.

– Уже и не получится.

– Ну да. У тебя много зеркальных нейронов.

Глава 25

Больница № 2 (НЦПЗ). Дубль 2

Жди меня, я когда-нибудь выйду из комнаты… (с)

– Мы обсудим твои записи, когда ты ляжешь в больницу.

– Только так?

– Только так – улыбается. – Да, манипуляция, но с тобой же невозможно по-другому!

В психиатрической больнице хорошо то, что там все свои. Не нужно притворяться. Не нужно быть весёлой и выдавливать из себя улыбку. Можно оставаться собой. Какой угодно, здесь видели всё. Никого не удивят твои странности, даже если они заключаются всего лишь в грустном лице и безнадёжных мыслях. Никто ни о чём не спрашивает. Никто не лезет в душу. За исключением врачей, конечно. Но им можно. Они почти свои. Но иногда чувствуешь себя недочеловеком. Кем-то вроде подопытного кролика.