Но после краха военного режима в середине 80-х годов вновь на передний план выдвинулись либеральная (с 90-х годов даже неолиберальная) версия, которая затем сменилась доминированием «красной легенды».
Несомненным положительным аспектом «красной легенды» является тщательное исследование роли Британии в событиях Войны за независимость в регионе Рио-де-ла-Платы – преуменьшаемой или вовсе исключаемой из рассмотрения и либералами и «очернителями» Артигаса. Лишь сторонники «красной легенды» отмечают, что в Новом Свете Британия давно проводила изощренную подрывную политику, поощряя конфликты между колониями и метрополией, наводняя местные рынки контрабандными дешевыми товарами.
К наследию Артигаса обращались не только представители Широкого Фронта. Президент Венесуэлы У. Чавес нередко цитировал его в своих призывах выступить единым латиноамериканским фронтом против планов «мировой элиты», МВФ и Мирового банка[70].
Политические и идейные баталии вокруг фигуры Освободителя не утихают. Наверное, это в какой-то мере естественно – невозможно написать биографию любого человека, не пытаясь реконструировать его идеи, фантазии, мечты. При этом у историков начинается «перетягивание каната» в сторону своих собственных гипотез и политических предпочтений.
Мифы и реальность
«Отец уругвайской независимости», «Отец-основатель нации», «Вождь», «Великий», «Вождь Восточной провинции», «Защитник (Протектор) свободных народов», просто «Он» («ÉL») с большой буквы (так называется труд никарагуанского поэта Р. Дарио, посвященный Артигасу[71])…
Многие авторы, пишущие об Артигасе, признают, что сейчас уже сложно сказать, где кончается миф об Артигасе и где начинается реальность[72]. Некоторые говорят о том, что огромное разнообразие образов Артигаса в нынешнем «обществе потребления» позволяет рассматривать Вождя как один из продуктов потребления, «с его образом происходят постоянные мутации, и создаваемые представления все больше говорят не о нем, а об обществе, которое его использует»[73].
В апреле 2011 г. в Национальном музее изобразительных искусств Монтевидео открылась инсталляция двух художников А. Бароффио и А. Гонсалеса Сока под названием «Фикции Артигаса». Авторы обращаются к изначальному значению латинского словосочетания fictio-onis, означающего не только подделку, но и некое изобретение, независимо от того, сделано ли оно с хорошими или плохими намерениями.
Работа представляет собой десятиметровое панно, на котором собраны все образы Артигаса (включая все портреты, монеты и банкноты с его изображением, фото памятников, проекты монументов и т. п.). Но все это, как правильно назвали художники, во многом «фикции» реального образа, искусственные конструкции, созданные трудом романистов, историков, политиков, художников и поэтов[74].
Реальный образ Освободителя попытался дать Дж. Линч, который представил в своей работе Артигаса как одного из ярчайших представителей каудильо революционной эпохи. Личное мужество, безусловная харизма, способность создать вокруг себя группу соратников, возглавить победоносное войско, административный талант в управлении своим регионом – все эти качества были характерны для лидеров, выдвинувшихся из народных масс.
Все каудильо пытались привлечь на свою сторону максимальное количество сторонников, поэтому давали чисто популистские обещания личной свободы, равноправия, получения земельных наделов. Надо было собрать значительные средства на ведение войн, конфликтов, содержание армии, поэтому тяготы ложились не только на плечи низших слоев – богатых вынуждали делать крупные взносы, собственность и произведенные продукты часто конфисковались, пеонов насильственно рекрутировали в армию. Все каудильо, впрочем как и политики Буэнос-Айреса, привлекали рабов в свои вооруженные силы, обещая освобождение в обмен на службу. Но была «небольшая» разниц между Артигасом и другими каудильо. Она состояла в том, что «классические» каудильо лишь обещали всяческие блага своим сторонникам и стремились к максимальному расширению своей власти. Артигас же пытался выполнить все данные им обещания и исходил в своих действиях не из желания получить личные выгоды, а из либеральных идеалов и принципов, последовательно проводимых им в жизнь[75].
Он, по мнению Линча, стремился скрыть свой патернализм и установить, хотя бы внешне, подобие равновесия личной власти и участия представителей народа в принятии решений. Артигас не очень доверял торговцам и землевладельцам Монтевидео, и они также отвечали ему недоверием и подозрительностью. Он передал вопросы управления Монтевидео городскому совету, кабильдо, и подчеркнуто уважал и признавал все его решения, тогда как сам лично занимался общими политическими вопросами, организацией армии и реформой сельского хозяйства. Это было чудовищно трудной задачей в провинции, опустошенной пятью годами войны, с резко упавшим поголовьем скота, с упадком торговли.
70
72
«Отливы и приливы» в роли Артигаса как ключевой фигуры в национальной мифологии рассматриваются в работах Г. Васкеса Франко:
75