Очевидные успехи Англии в навязывании экономического, политического и культурного империализма позволили главе Форин-офис Дж Каннингу произнести в апреле 1823 г. в парламенте речь, в присутствии посла Франции (которому пришлось молча перенести это унижение): «Пусть вам достанется слава победы, за которой последовали бедствия и разруха, а нам – не столь славные успехи в промышленности и постоянно растущем благосостоянии… Время конных рыцарей миновало, настало время экономистов и счетоводов»[115].
Бывшие испанские колонии и Бразилия стали рынком для английских товаров, источником дешевого сырья, местные правительства получали фунты стерлингов под ростовщические проценты. Каннинг не ошибался, когда в 1824 г. писал: «Дело сделано, последний гвоздь вбит, Испанская Америка свободна, и, если мы не провалим дело сами, она будет принадлежать Англии». Ла-Плата вступила в период «Pax Britannica», который продлился вплоть до начала первой мировой войны[116].
Сисплатинская провинция
Политический контекст событий, связанных с созданием Уругвая, включал не только «верхний уровень» решений, принимаемых в Лондоне, а также противоборства между Аргентиной (так стали называться Объединенные провинции Рио-де-ла-Плата после принятия конституции 1826 г.) и Бразилией, но и жестокие баталии между различными политическими партиями и группами на местном уровне (которые также поощрялись британцами в их стратегии тогдашнего «контролируемого хаоса»).
После захвата Восточного берега португальцами, он с 1821 г. был официально включен в состав Бразилии как Восточная Сисплатинская (дословно «находящаяся по эту сторону Ла-Платы») провинция. Расширение границ Бразилии до берегов р. Ла-Платы позволило установить господство над пятой в мире по величине системой водных путей, доходивших от Атлантики до самого центра Южной Америки.
Довольно многие представители тогдашней «элиты» Уругвая с удовлетворением воспринимали «наведение порядка» португальскими войсками, ликвидацию прогрессивных реформ Артигаса («анархии»). Один из них, политический и религиозный деятель А. Ларраньяга, призывал сограждан «наслаждаться покоем, воссоздавать здоровое общество, пользуясь либеральной конституцией Бразилии, защитой благонадежных граждан ее армией». В этом, считал он, и заключается «истинный патриотизм»[117]. Бывший командующий в армии Артигаса, Фруктуосо Ривера, также считал невозможным получение независимости и ратовал за «относительную независимость» (некую автономию в рамках Бразильской империи, провозглашенную в октябре 1822 г.). Его сторонники называли себя «реалистами» или «посибилистами»[118].
Однако довольно многие уругвайцы покинули оккупированную родину и нашли прибежище в Буэнос-Айресе.
Считается, что причины вражды между Ф. Риверой и М. Орибе, которые в итоге привели к созданию двух главных уругвайских партий «Колорадо» и «Бланко», лежали в политической плоскости и взаимной личной антипатии. И тот, и другой в свое время служили в армии Артигаса. Оба придерживались либеральных взглядов. Но в конце 1817 г., когда Монтевидео уже был в руках португальцев, М. Орибе, его брат Игнасио и полковник Р. Бауса ушли в Буэнос-Айрес с частью войск, находившихся под их командованием. Ривера же остался в Монтевидео и пошел на службу к португальскому командующему Лекору.
В итоге среди уругвайцев сложилось две главные политические силы – «группа Монтевидео», включая Ф. Риверу, его про-португальскую фракцию и так называемый «Клуб барона» (подразумевая титул португальского главнокомандующего К. Ф. Лекора – «барон де Лагуна»); и эмигранты из Буэнос-Айреса во главе с М. Орибе, которые придерживались принципов унитаризма и максимального сплочения с другими провинциями Ла-Платы.
В 1821 г. Орибе вернулся в Монтевидео. Там он организовал тайное масонское «Общество Восточных кабальерос», целью которого было сплочение сил уругвайских патриотов, возвращение на родину, участие в Сисплатинском конгрессе и достижение независимости провинции от бразильцев.
В это время среди португальско-бразильских сил начался раскол: одни поддерживали регента Педру, который вел себя все более независимо, другие оставались верны королю Жуану VI. Орибе встал на сторону генерала-роялиста Алвару да Коста, продолжавшего удерживать Монтевидео, в то время как генерал Лекор (как и его соратник Ф. Ривера) разместился в Канелонесе и поддержал Педру.
Упования Орибе и его «кабальерос» на Сисплатинский конгресс 1821 г. и мирный переход власти к кабильдо Монтевидео не оправдались. Туда были допущены лишь те уругвайцы, которые сотрудничали с оккупантами. И они единодушно проголосовали за присоединение к Португалии. Делегаты добились лишь минимума автономии – признания провинции «особым регионом», имеющим свои границы, некоторые местные законы, обычаи, традиции, гарантии от дополнительных налогов и поборов, религиозную автономию. Политиканы, торговцы, священнослужители и землевладельцы восхваляли решения конгресса как «триумф посибилизма» [119].
116
118