Эльдар почувствовал, что еще минута — и он потеряет сознание.
— Вот почему я сказала, что лишь в человеке встретиться могло священное с порочным.
Она замолчала.
Через пятнадцать минут Эльдар осмелился поднять глаза. Все вернулось на свои места. Старшей старухе снова было сто — она стояла у окна и смотрела в сад с презрительной улыбкой.
Вызвать на откровенность младшую старуху было куда проще.
Она любила поговорить.
Ее тоже интересовали мужчины.
Каждое утро она принимала ванну в саду. Эльдар наблюдал за ней, припав к щелям в оконных ставнях. Младшая старуха, без сомнений, знала, что он наблюдает за ней, — это знание сообщало ее хрупкому, похожему на истлевший осиновый лист телу грацию. Грацию истлевшего осинового листа, мятущегося в порывах ветра.
Она ложилась на влажную после ночи траву. Она нарушала безупречный рисунок росы. Она каталась по периметру сада, обнаженная и еще немного сонная, натыкалась на грушевые деревья, царапала спину, а потом вскакивала на ноги. В эти ничтожные секунды после скачка на ноги младшая старуха была похожа на вылезшего из-под земли червя. В ее волосах запутывались листья, сучки и фекалии посетивших сад Божьих тварей. Ее лицо, шея, живот, колени были измазаны землей и глиной. Она грациозно наклонялась за оставленным на траве полотенцем и в наклоне бросала горделивый взгляд на закрытые ставни Эльдарова окна.
В этот момент он заканчивал мастурбировать и, всхлипывая, бросался на свою кровать. Он сжимал челюсти на пухлом углу подушки. В его венах пульсировало имя А.
Через десять минут старшая старуха стучала в его дверь.
— Идите завтракать, — презрительно бросала она и уходила.
Все повторялось до мелочей.
К завтраку младшая старуха выходила густо накрашенная. На каждый день недели у нее был свой цвет. Понедельник — светло-голубой, а вторник — оранжевый, среда — розовая, четверг — серый, пятница — синяя, суббота и воскресенье шли почему-то в паре: черная и белое. Как жених и невеста.
— Как жених и невеста, — подтверждала младшая старуха. — Хотя я знаю, что мужчины потребительски относятся к женщине.
Она много ела. Старшая старуха только выпивала пять чашек кофе и выкуривала трубку.
Младшая старуха вспоминала всех своих мужчин. Она не отпустила ни одного. Иногда по ночам Эльдару казалось, что он слышит, как стонут у дверей ее спальни сотни привидений. Они толпились на половике и умоляли отпустить их с миром. Но в душе младшей старухи не было мира.
Не было покоя.
— Если так пойдет дальше, то я вообще не смогу умереть, — заметила она за завтраком.
Эльдар тихонько расспрашивал ее о старшей старухе.
Она ничего не знала.
Она смотрела на предметы, и каждый из них повторял ее собственные очертания. Ей часто снился Бог. Насколько она могла запомнить, он все время просил ее увидеть что-нибудь, кроме себя. Она отвечала, что если бы могла это сделать, то, конечно, уж давно бы увидела.
— А ты постарайся, — уговаривал Бог, — что-нибудь незначительное. Просто посмотри, вдруг получится?
— Не получится, — отвечала младшая старуха, зевая. — Да и вообще, — за завтраком в четверг она перегнулась через весь стол к Эльдару, — зачем он мне нужен, если я и так есть?
Эльдар вскочил из-за стола.
Все повторялось до мелочей.
За забором снова пронесся Бальзак.
Эльдар понял, насколько он свободен. Он вошел в свою комнату. Достал из шкафа новенький белый костюм и надел его. Он вышел из своей комнаты, более того — он вышел в сад. Он хотел подойти к забору и привычным движением влепить ботинки в ржавые гвозди, но вдруг передумал. Эльдар знал, что либо совершит ошибку, либо не совершит ее — одно из двух, как в сортире. Он осторожно отошел от забора и направился к калитке.
Взявшись за самую ручку, он все еще не верил, что сможет сделать это.
Эльдар обернулся. Старшая старуха курила трубку и смотрела на него с презрением.
Он вышел за забор.
3
Уже тридцать пять лет А. была безутешна. Она не знала, за что ее так ненавидят. Она написала двадцать книг, снималась в кино, играла в театре, водила такси и занималась проституцией. Не было такого дела, в котором А. не потерпела бы абсолютного краха.
Критики писали разгромные рецензии на ее книги — А. комкала газеты, громко хохотала, делала что-то еще, но в конце неизменно рыдала.
Фильмы с ее участием не выходили в прокат — бедняжка А., как горько плакала она на своем чердаке.
Всякий раз, как она появлялась на сцене, в нее летели гнилые помидоры, тухлые яйца и булыжники, вывернутые из мостовой. А. убегала за кулисы: перед самой дверью в гримерную ее отчаянно материл уборщик — несчастная А., она рыдала.